Тяжко вздохнув, я поплелась следом. Оставаться с ним наедине почему-то было сложно. Чувствовала скованность, жуткое неудобство, хотя не находила ни одной видимой причины.
На лифте к апартаментам чародея поднимались в полной тишине. Я даже не смотрела на него, предпочитая изучать пол под ногами, а вот его взгляд чувствовала.
— Садись! — приказал он, как только мы оказались в кабинете.
Послушно направилась к ранее облюбованному диванчику и расположилась на самом краешке, как школьница, сложив руки на коленях. Да, что со мной происходит? Отчего я веду себя так… так… «Как дурра!» — подсказывало подсознание, и в глубине души я была полностью с ним согласна, хотя весьма грубая формулировка истины мне совершенно не нравилась.
— Поговорим? — вдруг спросил Фонтей и присел рядом.
— О чем? — получилось как-то испуганно.
— О нас, — спокойно произнес Элазар. — О тебе, обо мне и о том, что с тобой сегодня происходит.
— А что со мной происходит? — самой бы еще разобраться.
— Ты с утра сама не своя, словно Ксению Соколову подменили совершенно другим человеком, — он вздохнул и накрыл своей неожиданно горячей ладонью мою руку. Я вздрогнула и невольно подняла глаза, натолкнувшись на его серьезный взгляд. — Ты всегда меня восхищала своей рассудительностью, нестандартными решениями и способностью находить выход даже из самых безвыходных ситуаций. И всегда я чувствовал твою поддержку, симпатию. От тебя свет шел, тепло, Ксения. Всегда, но только не сегодня. Сегодня ты скрылась за стеной холодной отстраненности, через которую мне никак не удается пробиться. А самое страшное, знаешь что?
— Что? — на выдохе переспросила я.
— Чем больше пытаюсь пробиться, тем толще становится стена. Не могу объяснить это ничем, кроме банальной ревности, — подытожил Фонтей и все же отвел взгляд.
— Что? — снова выдохнула я. Теперь уже с ужасом. Неужели, он прав? Нет, он не может быть прав!
— Ксения, ты плоть от плоти моей. Осколок души, если хочешь. Я шел к тебе через века, ты — мой свет и смысл существования. А Юлия… Она, как теплый бриз, обдувающий уставшее тело, дающий спокойствие и уверенность. Я даже помыслить не мог, что со мной когда-нибудь подобное случится. Но, если ты считаешь, что я не достоин чувств, отношений…
Он замолчал, а я… Мне вдруг стало так стыдно. Я ведь действительно с самого утра только рычала на него, отмахивалась, как от кого-то ненужно. Ревность? Задумалась. Не я ли фактически силой заставила Элазара принять и поверить в свои чувства? И теперь, когда он последовал моему же совету, веду себя крайне иррационально. Но нет, это никакая не ревность. Я люблю Юлку, а дед стал мне близким и таким родным, как мама, отец. Даже ближе, потому что Фонтею я еще вчера могла доверить самые сокровенные мысли и не скрывала ничего. А сегодня? Что изменилось? Два дорогих мне человека нашли общий язык, решили дать шанс своим чувствам, построить отношения. Что в этом плохого?
Ответ оказался простым и до крайности банальным. Я — ханжа. Привыкла считать Элазара древним старцем, а он? Разве он старец? Ему и на вид сейчас больше 40-45 земных лет не дашь. Конечно, чародей не стал высоким качком, не налились огромные бицепсы и прочие положенные статусу мачо части анатомии, но выглядел импозантно и привлекательно даже для самого взыскательного женского взгляда. Проблема заключалась лишь в том, что я никак не могла принять ту пропасть лет, что разделяла Жавурину и моего родственника.
— Если ты считаешь, что отношения с Юлией помешают нашему с тобою общению, я постараюсь их пресечь, — с горечью и как-то хрипло произнес он.
Третье «что» не успело сорваться с языка. Я потеряла дар речи. Даже в самом страшном сне мне не хотелось бы быть причиной разрыва двух любящих людей.
— Прости меня, — я склонила к нему голову, а Элазар обнял за плечи и притянул к себе. — Веду себя, как ребенок, который дальше своего носа не видит. Люблю тебя и Юлку, желаю вам счастья и сама не понимаю своего поведения.
Щеки просто горели, а на глазах навернулись слезы. Если бы мне пришлось выбирать между Вестом и любым из моих родственников, что бы я выбрала? Все мое существо восставало против самой постановки такого вопроса. Каждому найдется место в моей душе, в моем сердце, и каждый будет нужен и важен. Слезинка все же скатилась и поползла по щеке. И сразу стало легко, словно разжалась невидимая рука, которая сдавливала грудь, мешала свободно мыслить.
Фонтей протянул ладонь и смахнул влагу с моей кожи.
— Вот теперь точно все будет хорошо, — улыбнулся он. Знакомо так улыбнулся, ехидненько.
— А ничего рассказать мне не хочешь? — подозрительно спросила я.
— О чем? — ну, Иннокентий Смоктуновский, не меньше!
— Обо всем. Со мной что-то было?
— С тобой что-то есть, Ксения. И я весьма этому рад.
— А именно?
— Ты чистая! — просиял он. О, вот теперь мне просто сразу стало все понятно.
— Разумеется, чистая. Я с утра в душе была. Правда, ты за плотскими утехами мог и не заметить этого факта! — А что? Я тоже язвить умею.