Прах к праху

Разъяренный подобной дерзостью, Роб замахнулся дубинкой. Кейт дернулась вперед, уклоняясь от удара, и двинула ему локтем в подбородок. Затем резко выдернула из кармана руку и воткнула пилочку ему в шею, чуть выше ключицы.

Роб взвыл и, выдернув пилочку, швырнул ее на столик. Конлан тем временем бросилась в кухню.

Главное — выбраться из дома. Маршалл наверняка испортил ее машину или заблокировал выезд из гаража. Так что спасение можно искать лишь на улице.

Сбивая по пути стулья, Кейт метнулась через столовую. Роб бросился следом, чертыхаясь, когда с разбега налетал на какой-нибудь предмет, как будто выплевывая ей в спину проклятия.

Ноги у него короткие, так что он вряд ли ее догонит. Оружия при себе, судя по всему, нет. Ей нужно попасть в кухню, а через нее можно выскочить из дома. После этого она бегом бросится к соседскому дому на другой стороне улицы. Сосед-дизайнер не вылезает со своего чердака.

Кейт влетела в кухню и от неожиданности застыла на месте, слыша, как сердце рвется из груди от быстрого бега. На пороге черного хода с ножом в руке стояла заплаканная Эйнджи. Лезвие было направлено прямо в грудь Кейт.

— Простите. Простите. Простите, — содрогаясь от рыданий, повторяла девушка.

Недавний разговор между Эйнджи и Робом моментально принял абсолютно новое измерение. Недостающие фрагменты в мозаике истины с хрустом встали на место. Возникшая картина казалась искаженной и нереальной.

Если Роб — это Крематор, то именно его Эйнджи видела в ту ночь в парке. И все же человек на портрете, сделанном Оскаром с ее слов, был похож на Роба Маршалла не больше, чем, скажем, на Теда Сэйбина. Более того, она сидела напротив него в комнате для допросов и никак не отреагировала…

В следующую секунду в кухню влетел Роб и обрушил на затылок Конлан шесть унций стального прута, утопленного в песок и обтянутого черной кожей. Ноги подкосились, и она опустилась на колени. Последнее, что Кейт увидела, было заплаканное лицо Эйнджи Ди Марко.

«Вот почему я не работаю с подростками. Никогда не знаешь, что у них на уме», — подумала Кейт и провалилась в черную бездну.

На кофейном столике в квартирке Мишель Файн все еще лежали журналы про путешествия и отдых. На страницах с загнутыми уголками кружками были обведены возможные маршруты и места назначения. На полях пометки: «Загореть! Слишком дорого. Ночная жизнь».

«Убийца-туристка», — подумал Куинн, переворачивая страницу за страницей.

Когда полиция проверит авиалинии, наверняка выяснится, куда она заказала билеты. Вдруг окажется, что билеты заказаны и на имя ее сообщника. Кем бы он ни был.

Судя по количеству крови, обнаруженной в парке скульптур, представлялось крайне маловероятным, что Мишель Файн ушла оттуда сама. Гил Ванлис в это время находился под стражей.

Но факт оставался фактом: и сама Мишель Файн, и деньги, которые принес Питер, куда-то исчезли.

Копов в квартиру набилась целая куча. Они как муравьи деловито сновали по всем помещениям: залезали в каждый уголок, осматривали все щели, заглядывали в шкафы. Искали любую мелочь, что могла послужить ключом к разгадке того, кто же он, сообщник Мишель. Смятая записка, телефонный номер, конверт, фотография — подсказкой могло стать все, что угодно. Адлер и Юрек опрашивали соседей. Они знали ее? Видели? У нее был бойфренд?

Квартира выглядела точно так же, что и вчера. Та же пыль, та же вонючая пепельница. В ящике стола Типпен нашел трубку для курения крэка.

Куинн прошел по коридору, заглянул в ванную, не слишком отличающуюся от нужника автозаправки, затем заглянул в спальню. Кровать была не застелена. Одежда разбросана по всей комнате, напоминая контуры мертвых тел, обведенные мелом на месте преступления. Как и в остальных комнатах, здесь отсутствовали какие-либо индивидуальные черты, не оказалось и никаких украшений — за исключением тех, что были на окне, которое выходило на юг и на заднюю стену другого здания.

— Ты только взгляни! — воскликнула Лиска, проходя через комнату.

Полупрозрачные декоративные панно висели на крючках, которые держались на прилепленных к стеклу присосках-креплениях. Обручи диаметром в три дюйма, и каждый удерживал собственное произведение искусства. Пронизывая их, солнечный свет оживлял цвета. Воздух из вентиляционного отверстия над окном заставлял картинки трепетать, словно крылья бабочки. Вместе с ними подрагивали и украшения, прикрепленные к каждому обручу, — кусок ленты, перламутровая пуговичка на шнурке, сережка, изящно заплетенный локон волос…

Лиска остановилась рядом с Куинном и тотчас изменилась в лице. Ее пронзила страшная догадка.

Лилия Лайлы Уайт. Трилистник Фон Пирс. Рот с высунутым языком. Сердце и слово «папочка». Их было полдесятка.

Татуировки.

Татуировки на лоскутах кожи, вырезанной из тел несчастных женщин, принявших страшную смерть от рук Крематора. Туго натянутые на пяльцы, высушенные на солнце. Украшенные то пуговичкой, то сережкой женщин, из тел которых они были вырезаны. Сувениры, взятые на память о пытках и убийствах.

Глава 38