Коридор закончился помещением примерно такого рода, какое она видела у Анны на работе, с целой стеной мониторов, куда приходили изображения с разных камер, с массой кнопок, регуляторов, индикаторных ламп, микрофонов и одним большим экраном, показывавшим уходившую в эфир картинку. Его стены были обиты синей и серой тканью, а полы покрыты серым ламинатом. Все деревянные детали имели округлую форму и по цвету напоминали спелую вишню. Она провела пальцем по одной из них.
– Она лежала между замедлителем и режиссерской скамейкой.
Анника отдернула от деревянной детали руку, отследила взгляд своего экскурсовода до самого пола. Он остановился в тесном пространстве между задним и передним столами отсека, перед местом видеорежиссера. Как раз там в полу находился люк с блестящей ручкой и с блестящей окантовкой.
– Режиссерской скамейкой и… чем?
Антонссон выпрямил спину и положил руку на заднюю скамью:
– Парень, который отвечает на хоккее за пульт замедленного воспроизведения, сидит здесь, мы называем его замедлителем. Переднюю скамью мы называем режиссерской, там ведь располагается вся компания, видеорежиссер, его ассистент, оператор графической станции…
– И как она лежала?
Гуннар Антонссон соединил перед собой руки и какое-то время стоял, покачиваясь с пяток на носки.
– Головой к стене, – объяснил он потом, кивком показал направление. – Ноги здесь, по разные стороны от люка. Руки вверху, так.
Он поднял ладони подобно тому, как делают в кино гангстеры, когда приходит полиция.
– Голова, да, то, что осталось от нее, покоилась там у плинтуса…
Он уронил руки вдоль тела и направился к помещению, расположенному в дальнем конце автобуса.
– Здесь у нас аудиоотсек. Это рабочее место звукорежиссера, микшер на девяносто шесть каналов, монитор для наблюдения за соответствием звука видеоряду, все цифровое…
Гуннар Антонссон показывал и рассказывал, вываливая на Аннику массу технической информации, она старалась внимательно его слушать, пыталась запомнить странные слова: микшер, видеоряд, цифровое… От напряжения у нее пересохло во рту.
– Там ты видишь приемники для беспроводных микрофонов, оборудование связи, с помощью которого автобус поддерживает контакт с людьми, находящимися снаружи, – операторами, репортерами и прочими.
Гуннар замолчал. Они добрались до самого темного угла автопоезда.
– Наверное, вы чувствуете себя не лучшим образом? – спросила она тихо.
Гуннар Антонссон опустил взгляд в пол, провел ладонью по волосам.
– Ну да, – сказал он. – Немного странно. Всех интересует… всех интересует ведь, осталось ли что-нибудь…
Он замолчал, поднял глаза, коротко посмотрел на нее.
– Осталось ли что-то от Мишель здесь внутри? – продолжила за него Анника.
– Все очень тщательно убрали, – сказал он быстро, сделал шаг назад.
– Я думаю, все зависит от тебя, – сказала Анника. – Если ты хочешь, чтобы она оставалась здесь, она сделает это с удовольствием. Если предпочитаешь, чтобы она оставила тебя в покое, так и будет.
– Ей нравилось в автобусе, – ответил он. – Она с удовольствием останется.
Анника улыбнулась.
– Тогда, значит, поедет с тобой в Данию, – сказала она. – Когда ты уезжаешь?
Гуннар вздохнул с облегчением:
– Завтра после обеда. Я собираюсь пойти на встречу, посвященную ее памяти, потом отправлюсь в путь. – Он посмотрел на часы, погладил свой живот. – Пора выпить кофе, – сказал он. – Не хочешь составить мне компанию?
Анника улыбнулась снова.
Томас стоял у кабинета начальника своего отдела с мокрыми от пота ладонями. Воротник рубашки натер шею. Он отвык носить галстук за годы работы в Ассоциации шведских муниципалитетов, но сегодня надел его снова, забыл уже, сколько неудобств тот ему причинял.
Он прислушался к голосам, доносившимся изнутри.
Посчитал, что не может стоять так и подслушивать, кто-то мог застать его за этим. Поднял руку, решительно постучал по березовой фанере.
Прозвучавшее приглашение войти было произнесено довольно резким тоном.
Томас открыл дверь, его встретил запах кофе и плюшек, он побледнел.
– Что ты хотел?
В кабинете начальника отдела здравоохранения помимо него самого находились руководитель переговорной группы и начальник отдела развития, секретарша вела протокол. Все недоуменно посмотрели на Томаса, он явно выбрал не самый удачный момент.
– Извините, – промямлил Томас, – я не знал, что у вас совещание.
Все, за исключением его собственного шефа, уткнулись в свои бумаги снова, не хотели усугублять ситуацию.
– У тебя что-то срочное?
В тоне явно слышались недоброжелательные нотки.
– Это может подождать, – сказал Томас и тихо закрыл дверь за собой.
Он стоял в коридоре на девятом этаже, чувствовал, как у него все больше краснеет лицо.
Ему следовало лучше подготовиться.
Хотя, когда руководство примет решение, его все равно должны будут проинформировать.
Ему не стоило форсировать события, бегая и выясняя, решили они уже его судьбу или нет.