– Тот еще способ умереть, – заявила Мариана фон Берлиц, ее голос дрожал по непонятной для Анники причине. – Я готова сделать ставку на то, что она организовала все сама, лишь бы снова оказаться на первых полосах газет. Она слишком давно появлялась там в последний раз.
Представитель «Конкурента» задал уточняющий вопрос, которого Анника не расслышала, но она разобрала резкий ответ Марианы на него.
– Она работала над документальным фильмом о себе самой, который продюсировала ее собственная продюсерская компания. Неужели можно зайти столь далеко, когда дело касается тщеславия и самолюбования?
Потом телередакторша с помощью пульта открыла маленький «рено» бронзового цвета с автоматической сигнализацией и центральным замком, бросила на переднее сиденье рядом с собой свои вещи и столь стремительно сорвалась с места, что гравий полетел из-под колес.
– Боже! – громко произнесла Анника, и репортер «Конкурента» попался на крючок.
– Она была не особенно высокого мнения о Мишель Карлссон, – констатировал он, обращаясь к Аннике, достал смятую пачку сигарет и протянул ей. Она вежливо отказалась, он взял себе сигарету. – Дьявольская история, – сказал он.
Анника театрально вздохнула.
– Я не был ее фанатом, надо признать, – продолжил репортер «Конкурента», – но такой смерти не пожелаешь никому.
Они одновремено покачали головой: нет, черт побери, только не пулю в голову, это представлялось просто кошмарным. Потом стояли рядом друг с другом, смотрели на главное здание дворца, ждали следующего свидетеля, покачивались слегка с пятки на носок. Анника закрыла глаза, повернулась лицом к бледному солнцу, баловала легкие свежим после дождя воздухом.
– Отличный денек, – заметил репортер «Конкурента».
– Почему почти все плохо думают о ведущих программ? – спросила Анника.
Репортер моргнул удивленно:
– Неужели? И кто же?
Она посмотрела на него:
– Ты. Я. Мариана фон Берлиц. Вся редакция моей газеты. Откуда у нас четкое мнение о людях, с которыми мы никогда не встречались?
– Они же публичные личности, – сказал репортер неуверенно и погасил наполовину недокуренную сигарету.
– Однако должно ли это означать, что мы ненавидим их? – спросила Анника.
– Та же ситуация, как и с газетными колумнистами, – сказала ее собеседник. – Никто не любит их, никому они особенно не нужны, никто не понимает, почему они могут писать всякое дерьмо в собственной колонке каждую неделю. И все равно мы читаем их. Просто потому, что любой из нас жаждет обладать той силой, которую человек получает вместе с возможностью открыто высказывать свое мнение.
Анника вытаращилась на него, когда до нее дошло, что репортер «Конкурента» далеко не глуп.
– Боссе, – сказал он и протянул руку.
Анника слегка покраснела, пожала ее осторожно.
– Бэмби Розенберг идет сюда, – сказал Боссе, отпустил ее руку и, забыв обо всем ином, поспешил к ограждению.
Анника посмотрела в сторону главного здания дворца. К мосту двигалась маленькая худая женщина, таща гигантский баул. Она выглядела очень усталой, шла, чуть ли не согнувшись пополам.
«Лучшая подруга Мишель, – подумала Анника и направилась ей навстречу. – А что, если бы Анна лежала там убитой?»
Она мотнула головой, пытаясь избавиться от этой мысли. – Бэмби! – заорал репортер «Конкурента» Боссе. – Бэмби Розенберг, могу я задать тебе несколько вопросов? Женщина подошла к оградительной ленте, медленно подлезла под нее, протащила за собой огромную сумку. Ей было трудно идти по гравию в сандалиях на высокой платформе, она качалась. Волосы она собрала в конский хвост, а красноту глаз не помог скрыть даже яркий макияж. Увидев большую камеру государственного телевидения, она инстинктивно подняла руки к голове и, быстро сняв резинку, освободила светлые локоны.
– Да, – прошептала она так тихо, что Анника скорее угадала, чем услышала ее ответ. – Да, без проблем.
– Как ты сейчас себя чувствуешь?
Глаза женщины наполнились слезами снова, она смахнула их указательными пальцами, явно беспокоясь за тушь.
– Это так ужасно, – прошептала она. – Худшее из случившегося со мной.
– Ты хорошо знала Мишель? – поинтересовался Боссе. Она кивнула, сунула руку в карман брюк в поисках носового платка, всхлипнула:
– Она была моей лучшей подругой.
Анника едва расслышала ее слова, приблизилась на шаг, не стала представляться, помня об отношениях ее газеты с покойной.
– Нет ли чего-то особенного, что ты сама хотела бы сказать о Мишель? – спросила она тихо.
Женщина даже не удостоила ее взглядом, похоже, собиралась с мыслями.
– Многим стоило бы покопаться у себя в душе сегодня, – сказала она, подняв глаза к кронам деревьев.
Камера государственного телевидения заработала с еле слышным жужжанием, репортер «Конкурента» поднял свой магнитофон, Бертиль Странд отрегулировал резкость, Анника как зачарованная смотрела на стоявшую перед ней молодую женщину.