Прайд Серого Льва

Она смущенно позволяла нашим рукам гладить свое тело — она словно отвыкла от них, и даже чуточку стеснялась обнаженной Наты, меня, и самой себя… а когда я навис над ней, готовый овладеть столь долго отсутствовавшей девушкой, даже закрыла глаза, будто это все происходило впервые! Но желание близости, трепет и жар, у нее были такими, что я распалился настолько, что успокоится, мы смогли не ранее, чем ближе к утру.

Много позже, когда мы все насладились друг другом, она встала и налила себе свежей воды. Я видел, что ее что-то гнетет, тоже заметила и Ната.

— Ты так вздыхаешь… Что-то случилось, такое, что ты не решается нам сказать?

Она вздрогнула, потом ответила:

— Да… Ты прав, к сожалению.

— И что же?

— Я не уверена, стоит ли об этом говорить… Хотя, выбора нет. Ты должен это знать.

— Что-то меня пугает… такой тон? Что-то случилось с тобой?

Я приподнялся на локте и с тревогой посмотрел ей в лицо. Она отвела взгляд в сторону:

— Нет, только не со мной! Не со мной… Все это так тяжело, Дар.

Нам стало не по себе. Видимо, в походе произошло нечто, действительно, серьезное.

— Мы ждем.

Ната тоже приподнялась. Уловив в тоне подруги грустные нотки, она села рядом. Элина прислонилась к краешку настила — я взял ее за руку и усадил на свои колени.

— Ну?

Она закрыла глаза, собираясь с духом, потом начала говорить…

…Приняв решение, отряд спустился с гибельных высот вниз, и стал возвращаться по тропам, пробитыми животными в середине Предгорий — путь, известный нам со времени схваток с уголовниками. Они уже миновали скалистые отроги у южного края озера, и даже решили сократить путь через степи, но резкая непогода заставила отряд вновь спрятаться под защиту скал и деревьев. Пользуясь, случаем, Чер предложил сделать крюк, решив навестить ореховую рощу. Крюк серьезный, но и причина была уважительная. Столько охотников могло не опасаться встречи с медведем — и Чер хотел еще раз набрать столь чудодейственных и питательных плодов в мешки, порядком опустошенные за время странствий.

Они стояли на берегу Серпантинки и смотрели на бешено скачущую по острым камням, воду. Красота окружающего мира потрясала путников настолько, что любые слова, могущие прозвучать в этом изумительном по чистоте и свежести, воздухе предгорий, показались бы кощунственными, а любое сравнение — пошлым. Величественные пики снежных гор, громадные деревья, чьи вершины терялись в небе, почти торжественная тишина, нарушаемая разве только неугомонными криками птиц. И скала-обрыв «Медвежья» — жуткая и печальная память о брате Чера, впервые приведшего нас сюда. Сквозь стройные сосны и ели виднелись небольшие прогалины и опушки, освещаемые щедрыми солнечными лучами. Над противоположным берегом нависали кусты орешника и барбариса, ставшие по прихоти природы едва ли не впятеро выше прежних, в самой реке мелькали стремительные тени форелей, размером с человека, над пенными барашками роились стрекозы, вылавливая над водой зазевавшуюся мошкару. Отсюда было видно и россыпь изумительных горных лугов, покрытых цветами, различными по размерам и цвету — от багровых, словно с капельками крови на листьях, до ослепительно желтых, спорящих с самим солнцем, от сиреневых, чье благоухание доносилось даже сюда, до ярко-белых, спорящих своей белизной с девственно чистым снегом. Медвежья скала отражалась в воде слегка расплывчато, играя бликами белого и серого, и все это причудливо сливалось с падающими наискось лучами, превращая отражение в фантастическую по своей красоте, картину…

— Ради этого стоило жить…

Элина на секунду запнулась, а я вспомнил, как Сова говорил мне нечто подобное, когда мы поднялись по стволу гигантского дерева, идя навстречу Клану… а совсем недавно — и Чайка-Нина, когда мы поднимались на скалу дозора.

— Это сказала Зорька…

Она взяла меня за руку. Глаза ее ярко лучились, она порывисто дышала, захваченная воспоминаниями от увиденного, всем своим существом. Мы с Натой были зачарованы ее видом…

— Продолжай.

…Чер, Зорька, Зейнаб и Бугай спустились ниже по течению — они должны были искать хворост для костра. Я, Док, Травник и Угар остались их ждать, готовя место для лагеря. Зорька еще позвала меня с собой — такими словами, совсем, как ее муж!

… - Моя сестра может присоединиться к нам… Или она не хочет отрываться от природы?

Я вздохнула и повернулась к своим спутникам:

— Красиво… очень. А тебя уже ничто не способно удивить?

— Ясная Зорька не меньше каждого из вас потрясена тем, что видят ее глаза. Но моя сестра забыла, зачем мы здесь! Если она станет предаваться созерцанию здешних пейзажей — кому-то внизу не увидеть их никогда…

Я смутилась — слова Зорьки не содержали в себе обиды, но прямо указывали на нашу оплошность — время дорого! И мне, как одной из старших над всеми, это должно было быть понятно, более прочих…

— Ты права. Веди нас.

Она кивнула и махнула рукой на восток, туда, где начиналась Серпантинка.