Прайд Серого Льва

Я даже смутился — вот уж никак не ожидал, что обо мне будут знать даже дети. Да, новости и слухи в прериях, распространялись куда быстрее, чем это могло показаться раньше…

— А ты хотела бы? Чтобы все жили, помогая друг другу?

— Нет.

Она дрыгнула ногой — я шел сквозь колючки, и одна из веток больно хлестнула ее по оголенной коже.

— Прости. Я случайно… Надо бы тебя одеть получше… в Форте девушки сошьют. А почему, ты против?

— У нас говорили, если вы станете главными, то нам придется на вас работать. А наши женщины и так очень много делают. Кремень никому не позволяет сидеть просто так.

— Раз они много работают, тогда что ж ты вся ходишь в рванье? Или, у вас мало шкур?

— Кремень редко охотится на зверя. Мы меняем шкуры у бродячих охотников, или он приносит их из поселка, что стоит у большого озера.

— А что он носит на мену?

Она промолчала. Я решил, что вожак их стана накрепко вбил в головку юной девчушки, что рассказывать о тайнах становища никому не следует…

— Соль… или яд.

— Яд? — Если с солью мне все было ясно, то второй предмет для обмена не совсем понятен. Впрочем, соль тоже нельзя достать так просто — наш поход за оной и жуткое членистоногое запомнились хорошо.

Своей шеей я ощущал почти оголенные бедра девчушки — назвать одеждой те полуистлевшие тряпки, которые на ней висели, постеснялись бы последние бомжи… А Белка еще и непроизвольно сжимала их, боясь упасть, когда я пригибался, чтобы пройти под очередным кустарником. Верхушки многих растений тоже имели колючки и острые шипы — следовало что-то набросить на ее тельце. Я остановился, решая, чем прикрыть девочку. Она истолковала остановку по-своему:

— Я сверху хорошо вижу! За нами никого нет! И впереди тоже!

— Тише… все ты знаешь.

— Не все. Наши мужчины много рассказывали — как прятаться, как кидать нож, как разжечь костер…

— А как не быть проданной своим же вожаком, не говорили?

Она чуть запнулась…

— Кремень всех старше… Когда Ласка попробовала меня защитить, он ее так ударил, что она упала, вся в крови. Остальные молчали. И потом… Он всегда повторял, что мы теперь стали другими. Дикими. И жить будем, как дикие. А про прошлое надо забыть. Потому, что, если его вспоминать, тогда придут те, кто будет охотиться на нас. Мама с ним часто спорила, но он никого не хотел слушать и всегда кричал громче всех.

— Ты не хочешь обратно… к своим?

— Теперь — нет. Ты сильнее Кремня, значит — будет так, как ты решишь. А он говорил, что теперь прав всегда тот, кто сильнее.

— Заладила — он сказал, он говорил…

Она сердито воскликнула:

— Но ведь это правда? Ты же сильнее? И все знают, что вы никого не боитесь! Даже тех, кто приходит в синих куртках!

— В синих куртках?

— Ну да, — она беспечно размахивала ногами, не давая мне разглядеть дорогу — Их все боятся, кроме вас. Так же?

— Ага… Похоже, у вас в становище до сих пор не знают, что боятся уже вроде, как и некого.

— Ну, почему? Ночью иногда приходят черные скорпионы… такие большие, что их прогоняют все вместе, иначе смерть. Собаки тоже, забегают… Тетку Хромоножку, прямо из землянки вытащили.

— И никто не вступился?

— А никого и не было. Кремень всех погнал к пескам — за солью. Только я да Рыжая. Но мы залезли на дерево — собаки не достали. Потом, наши вернулись — но Хромая уже была наполовину съедена.

Я замолк. Говорить с ребенком о том, что ей приходилось видеть… столько смерти и крови в таком возрасте! Но, похоже, ее эти события уже перестали так волновать:

— Еще Бурый был. Кремень убил его стрелой с ядом. Мы все вместе шкуру чистили, несколько дней — и из нее он велел соорудить шатер.

— Он заботится о вас?

— Он… злой. Его не любят. Все наши девушки плачут, когда он заставляет их ночевать в его землянке.

— Вот как? И что… Никто не пытался возразить? А другие мужчины?

— Охотники молчали. Но, мама…

На этот раз она умолкла надолго… Через несколько шагов на мое плечо упала пара капель — Зоя плакала, не издавая ни звука. Мне стало не по себе — сколько же нужно было пережить, чтобы вести себя так… по, взрослому.

— Она не хотела идти. Пыталась спорить… Кремень тогда велел, чтобы она у него жила, в землянке. А мама не согласилась. Тогда он… стал ее бить. Все отворачивались. Я вцепилась ему в руку, так он меня швырнул через кусты так, что я пришла в себя, только когда уже было темно. Что помню — он тащит маму, за волосы, к себе… Утром она вернулась — в крови и синяках.

Я скрипнул зубами — пока я и мои друзья боролись насмерть с бандой, другие, не менее зэков уверенные в своей безнаказанности, вовсю пользовались правом сильного…

Зоя оборвала себя на полуслове, и вся напряглась:

— Спусти меня. Кто-то идет за нами следом…

Не слишком доверяя девочке, я быстро опустил ее с плеч на землю — и только сейчас ощутил, что устал. Хоть и невесомая, но она находилась на моей шее несколько часов кряду — немало…

Я изготовил лук к стрельбе и указал ей на заросли:

— Замри в кустарнике. Этому тебя учили? И, если что увидишь, молчи. Не кричи, поняла?