— Это не все, — Весельчак понял мою задумчивость, как знак к продолжению. — В общем — тварь эта, которая и от тебя и от нас ушла, не одна шлялась.
По моему изменившемуся взгляду, он утвердительно качнул головой:
— Не скажу, что часто… но видел.
— Уверен? Ну, мы тоже так полагали… что он не один. В долине есть некоторые — похожи, могут быть сильно.
— Ты о Лешем и его приятелях? — к моему удивлению, Весельчак знал о наших друзьях. — Нет, не он. Мы их в Низине встречали. Двоих. Связываться не стали — приняли за больших обезьян. А какой с них прок? Тогда не знали, что это — за «обезьяны» … Правда, я совсем о другом говорил. Тот, кто в камнях пропал, шел с бабой.
— ?
— Да. Лица не видел — врать не стану. Но это женщина. Волос черный, прямой, сама высокая, худая. И практически без одежды — даже жалко стало. Но шла — сама! Может, боялась его, а может — и без принуждения. На расстоянии не определишь. Больше не скажу — мы преследовать побоялись…
— А нас? Преследовать не побоялся?
Он скривил лицо в ухмылке:
— Да ты не думай… Мы никого не тронули. Пока…
— Мира хочешь?
— Хочу! — он встал и подошел ко мне. — Очень хочу. Я тебя уже месяц выслеживаю. Думал, на крайний случай придется с белым флагом идти.
— Что ж не пришел?
— Что б ты понял… мы теперь не те, что раньше были. Кое-что от вас переняли, многому сами научились. У меня беспредельщиков нет — так сложилось. Кто как, а я этой резни изначала не хотел. Если б не Сыч… по-другому можно было повернуть. Ну, да ладно…
— Я все понял. — Невысказанное пожелание шайки, продолжавшей терпеливо ждать окончания нашей беседы, не нуждалось в пояснениях…
— И что скажешь? Ты же — вождь…
— И это знаешь?
— А то… все прерии гудят — Дар, вождь форта!
Я кивнул:
— Хорошо. Можешь передать своим — пусть успокоятся. Томагавки войны останутся в земле.
Он ухмыльнулся:
— А говорили — ты не дикарь. Что, среди вас точно, настоящий индеец есть? Уж больно вы все на него похожи!
— Одеждой — да. Речью… бывает. Теперь о главном: Что вы хотите от этого… мира?
Он запнулся на месте и круто обернулся ко мне:
— Все! Все хотим! Жить… как все. Не бояться копья в спину, или стрел из-за камней! С людьми общаться… если получиться. Ну и — женщины… Ты погоди, — он торопливо замахал руками, завидев, как я нехорошо улыбнулся при последних словах. — Я от всех говорю! Не будет больше, как в Клане! Если только сами — без принуждения! Ну, ты же должен понимать — их в долине, куда как больше, чем мужиков! Что тем делать, кто дружков-приятелей не имеет?
— И тем, кто их лишился, по вашей милости…
— Не нашей… То Сыч все делал.
— А чьими руками?
Мы оба замолчали. Он устало вздохнул и, присев все-таки, на гнилой ствол, обхватил голову руками.
— Ну что нам, опять резаться с тобой, что ли?..
— Нет. Конец тебе известен.
— Так что мне, моим передать?
— Живите. Мне крови тоже не надо. Но я — не вождь долины. И за всех не отвечаю. Если кто-то захочет с вами за прошлое рассчитаться — сам понимаешь… А чтобы такого не случилось — вам нужно не скитаться по прерии, пока не столкнулись с охотниками, а на постоянное место определиться. И место такое есть лишь одно.
— Говори…
— Соляные озера. Было время — я Сычу предлагал. Вас тогда много было — истребили бы всю нечисть, что в норах обретается, доступ к соли открыли — и грабить никого не пришлось. Народ сам все принесет — за соль. Теперь труднее будет… Вас сколько?
— Все здесь. Девять. На смерть обрекаешь?..
— Нет. В долине вас скорее прикончат. А там — людей нет.
— Мы и без соли до сих пор живы — как видишь. За что рисковать?
— За будущее, в котором ты хочешь быть… как все. За убитых вами. За слезы и кровь. Мне продолжить, или ты и без высоких слов все поймешь? Вроде, не Сыч, должен соображать…
Он кивнул, думая о чем-то своем… Весельчак — или Змей? — как его называли остальные, достал из-за пазухи фляжку и отпил глоток, после чего уже более весело посмотрел в мою сторону.
— Эх, мама моя родная — жизнь всегда голодная! Широко здесь полюшко, да только нету волюшки…
— Узнаю…
Он кивнул, запихивая емкость обратно:
— Ладно… куда бежать. Совсем ты нас загнал, дяденька…
— Не надо… Змей. Так тебя звать? Я-то, думал, что у тебя иное прозвище.
— Шут, что ли? Так мой юмор иногда и черным бывает…
— Ты согласен? Сыч тоже, примерно так же говорил…
— Я не он, — Змей свел брови, и тон его стал жестче. — Я — вор! Не убивец… И мои, что здесь собрались — все такие. Затесался, правда, один… но и он, вместе с нами, породу зубами рвал, что б на свет вылезти. Что ж, мне после этого, его в землю закапывать?
— Не стоит — раскопают. Здесь хоронить не принято…
Он обернулся к бывшим зэкам и махнул рукой — подойдите! Те быстро подошли, обступив нас со Змеем со всех сторон. Хриплый, ожидающе глянул на главаря, потом на меня и негромко спросил:
— Ну?..
— Решайте сами, братва. Нового ничего нет — все, как я и предполагал.
— А оно нам надо?
Хриплый недовольно покосился на насупленного Башню и почесал небритый подбородок:
— То ты… Пусть сам скажет.
Я отстранил Змея в сторону: