— Пошел ты к Лешему, Сова. Это — в прямом смысле. Он уже дугу замыкает, скоро сигнал подаст. И хватит меня подзуживать… Достали, вконец. А потом люди будут за глаза говорить — Дар зазнался, обленился, вместо себя нас гонит… Каково это услышать?
— Не скажут, — Череп еле сдерживал строптивую самку, норовившую дотянутся до его ноги мордой, и куснуть за мокасин кривыми зубами. — Никто ничего не скажет. Они сами не хотят тебя видеть среди загонщиков.
— Это еще почему?
— Нас много. Дар — один.
Ната не выдержала и тихо прыснула, укрывшись от меня накидкой. Я разозлился…
— Ну, спасибо… Дожил, мать вашу. Это что получается — мне теперь и в прерии без присмотра не выйти? Охранять да оберегать станете? Да пошло оно все, знаешь куда?!
Череп справился с лошадью и, не став возражать, направил ее на край поля, где уже начали разворачиваться основные события. Там Леший, раньше прочих поднявший намеченные стада, уже гнал их к западне. Его люди, вооружившись факелами, размахивали ими и не подпускали испуганных овцебыков к спасительным проходам между кустарников. Видя, что мощные и могучие животные не могут выйти к низинам, за спинами овцебыков метались и все остальные, помельче. Лишь огромные и неторопливые туры, да парочка одиночек — кабанов, сами устремились к коварной расщелине, видимо, рассчитывая прорваться на простор прерий именно там. Быстрые джейры и козы рванулись к востоку — но с той стороны уже Чер, мечущийся от края до края, на Хорсе, не подпускал животных к выходам и тропам на Синюю реку, а наши плотнее сжимали кольцо, принуждая зверей отступать к приготовленной яме.
Мы с Натой въехали на пригорок. Теперь я сильно почувствовал разницу, между пешим и конным. Сидя на спине пхая, я мог видеть все детали происходящего. С высоты своего роста, даже стоя на этой взгорке, вряд ли можно было разглядеть все так же хорошо, как это было видно со спины могучего коня…
Загонщики становились все ближе друг к другу — способ, проверенный однажды, не дал осечки и на этот раз. Животные мычали, ревели, блеяли — и вскоре самые испуганные и нетерпеливые, заметались перед самыми кустарниками, за которыми находился провал. Я увидел, как Чер метнул в гущу стада свой факел, а Леший кинул копье в ближайшего овцебыка. Стадо пришло в движение — и всей массой направилось к предполагаемому выходу. Страшный рев, хруст, визг и ржание, крики людей, стоны — все слилось в один беспрерывный гул. Я стискивал поводья в руке, выискивая дыры в кольце охотников, чтобы успеть закрыть их собой. Азарт и желание участвовать в бойне, превратили меня самого в зверя — я хотел стрелять из лука, бить ножом и пить теплую кровь! Ната, заметив мое состояние, приблизила своего пхая вплотную:
— Останься.
Я посмотрел на нее непонимающими глазами.
— Останься здесь. У тебя… не твое лицо.
Я вздрогнул. Ната понимающе положила свою ладонь на мою руку.
— Успокойся… Там сами все сделают. Наша задача лишь не позволить убежать случайным животным, да и то, тех, кто попадет в западню, хватит на всех, и без убежавших.
— Впереди зима…
— Вспомни свои слова — убьем всех, кто останется? Добычи много, достаточно крови.
Я заметил какое-то движение, там, где Пума, отдавшая коня Джен, выпускала стрелу за стрелой в кучу столпившихся зверей. Она почему-то осталась совсем одна — ближайший к ней охотник, из становища Лешего, находился шагах в пятидесяти и сейчас был занят тем, что перерезал горло, бьющемуся в агонии, джейру. Из стада вымахнула чудовищная туша кабана, перескочила через упавшего козла, сбила с ног зазевавшегося овцебыка и направилась прямо на отважную девушку. Я рванул поводья на себя, позабыв, как управлять пхаем. Тот буквально встал на дыбы — и так прыгнул вперед, что Ната и ее слова остались где-то далеко позади… Через мгновение мы уже мчались по травам, не разбирая дороги.
Кабан уже преодолел половину расстояния — Пума продолжала стрелять, и не видела грозящей ей опасности. Зато опомнился охотник, его крики всполошили всех ближайших мужчин и женщин, но никто из них не мог успеть помочь девушке, или, хотя бы предупредить ее. Кабан метнулся туда-сюда, увидел одинокую фигурку, и наклонил башку, намереваясь сбить Пуму с разгона. Я заорал, выхватывая на скаку лук.
— Уходи!
Пума ничего не слышала. Она стояла боком, к надвигающемуся на нее, животному, и, по-прежнему, расстреливала одиноких зверей, не заботясь более ни о чем.
— В сторону! В сторону, Пума!
Девушка, наконец, услышала шум позади себя, обернулась — и застыла в оцепенении… Пхай последним скачком преодолел разделявшие нас, метры, я ухватил ее за шиворот, но поднять не успел — скорость мчащегося коня не позволила этого сделать. Вместо этого я протащил ее несколько шагов на весу, после чего ворот оторвался, и она упала на спину. И сразу, едва девушка полетела в траву, мы с пхаем получили ужасающий удар в бок. Жеребец издал страшный всхлип, мгновенно заваливаясь на мох — клыки дикого вепря, ставшего в два раза выше и крупнее своего прообраза, распороли ему брюхо.