Прайд. Кольцо призрака

И главное, Николай Андреевич. Он сказал – еще придет. Мучить меня. Где я была пятого июля? Не помню. А надо вспомнить. Это называется алиби. Значит, он что, подозревает меня? Я сама себя… подозреваю. Нет, я не могла. Я только думала об этом. Николай Андреевич. Не лицо у него, у него – комок серой глины. Каждый раз другой».

Глава 4. Шурочка

Телефоны в офисе Ирины раскалились от беспрестанных звонков. Расхватывали любые путевки. Люди бежали от гари и жары.

– Дорого, дорого! Что вы, девушка, молчите? Мне, выходит, на пепелище в гроб ложиться? Всю жизнь не могу выехать отсюда.

«Что это? Плоская рука не спеша основательно разглаживает туристический проспект на столе.

Так и знала, вот чувствовала – не оставит он меня в покое, придет!» Ирина уронила телефонную трубку, и та с сухим щелчком отскочила от стола.

Совсем рядом вдруг возмущенно заурчал кондиционер, едва справляющийся с раскаленным воздухом. От этих кондиционеров фальшивая прохлада. «Мутит от фальши».

Николай Андреевич выбрал наконец одну цветастую брошюрку. Глядя на Ирину, устало улыбаясь, стал вроде бы в рассеянности осматривать офис Ирины, с прищуром вгляделся в цветные фотографии за ее спиной.

«Следит за мной, шпионит, подглядывает. Нарочно в офис пришел».

Голос будничный, равнодушный.

– Смотрите-ка! Бразилия! – Он засмеялся. – Говорят, там люди ходят вверх ногами, вниз головой, простирают пятки вперед, глядят назад. Это правда?

– Говорят, в Рязани грибы с глазами. Их едят, а они глядят. – Ирина вдруг вспомнила поговорку отца.

– Точно так-с! Обладание в оральной форме, – закивал Николай Андреевич, поднялся и прошел за ее спиной к утробно урчащему кондиционеру. Она почувствовала его дыхание, смрадное, гниловатое.

– Что-то, Ирочка, вы мне не нравитесь. Не простудились, часом? Жара, а у вас тут кругом сквозняки.

– Танюша, Таня! – слабо позвала Ирина. – Поговори, пожалуйста, с женщиной на телефоне. Ей надо в любую сторону, только подальше и подешевле. Ко мне тут пришли.

Николай Андреевич осмотрел плакаты на стене.

– Глядите-ка! Вы на всех фото. Даже со львами! Африка, Мадагаскар, Гаити, Таиланд… Везде были! Любите летать?

– Да.

– Особенно взлет и посадку?

Ирина удивленно посмотрела на него:

– Люблю.

– Все как раз этого-то и боятся: взлетов и посадок. А вас возбуждает?

– Я этого не говорила!

– Понимаю. Ох, как я вас понимаю! Душа опускается, дух захватывает. – Он ласково заглянул ей в глаза. – Нега по всему телу… Принцип удовольствия находится в подчинении у влечения к смерти… Ну? И как там? Везде?

– Везде все то же – жара.

– Это вот вы помните. А то, что было здесь, в Москве шестого июля, не помните!

– Я вспомнила. Я была…

Николай Андреевич прервал ее, не дав договорить:

– Вы уверены?

– Не знаю. Нет! Не уверена.

– Вот именно! – отчего-то обрадовавшись, воскликнул Николай Андреевич. – Вот именно! Все эта неуверенность. Отсюда наша неудовлетворенность, общая неудовлетворенность ни в чем. Она-то, неудовлетворенность, и приводит к неспособности к настоящему цельному чувству. Здесь уже не до того, чтобы полюбить по-настоящему, до смерти полюбить – обоготворить предмет любви. Это неспособность достойно оценить саму любовь, как Элоиза, Петрарка, Дон-Кихот… Вполне может быть, Элоиза была толста, Лаура картавила, а от Дульсинеи пахло навозом. Но!..

Ирина вдруг вспомнила: «Алла! Убили Аллу. Аллу убили».

– А я, знаете, зашел, думаю, может, тоже путевочку себе подберу, куда-нибудь на Валаам. Со свой женушкой отдохнем от жары, – простодушно и скоро сыпал словами Николай Андреевич. Помял руками лицо. Курносый нос, пухлые щеки. Все на вид обычное, безобидное. – Что-нибудь поможете купить? Весь день по жаре, Ирочка, и ночью жара не спадает, даже еще жарче. К тому же дела поручают все больше мелкие. Можно все бросить. Хотя как посмотреть. – Он вдруг засмущался, заторопился. – Простите меня, старика, о таких пустяках, молодой женщине… Да еще столь очаровательной.

«Когда он закончит? Голова кружится». Она откинулась на спинку стула.

– Вот и славненько. Отдохните. А у нас новость. – Сказано это было как бы между прочим. Словно бы Николай Андреевич хотел ее успокоить, даже порадовать. – Впрочем, вы, конечно, в курсе, тайны тут никакой нет. Вы знаете, о ком я. Вернее, о чем. Тело нашли на лесном пожаре. Так, сказать, теперь объект неодушевленный. Впрочем, во всех протоколах пишется как о живом, только в прошедшем времени. Был, была, жила, работала, была прописана по адресу… и так далее. Главное установлено, что задушена. И так, знаете, простенько, гитарной струной. Никаких усилий, ни борьбы, ни страданий. Стальная петелька, и никуда не вырвешься. Вы играете на гитаре, Ирочка?

– Да, – простодушно кивнула Ирина. – Когда-то играла. То есть нет, нет.! А что?

– Это я просто так, к слову, – ласково заулыбался Николай Андреевич. – Соседи по ночам играют на гитаре. Другие бы жаловались на шум, а мне нравится. Живу, знаете ли, холостяком. По ночам одиноко.

«Как же это? Живу холостяком. Только что говорил про жену. Обманывает меня, да еще так откровенно, небрежно, врет прямо в глаза».