ППГ-2266. Записки полевого хирурга

9 февраля наша бригада работала в новой перевязочной. Залкинд и Надя делали обход, отбирали на перевязки, майор организовал перевозку на санях к перевязочной. Здесь Бессонов с помощником разгружали и ставили носилки на пол у входа. Дальше раздевали. Стаскивали шинель, ватник, валенки, шапку и клали на стол. Тут снимали лишь часть одежды, где нужно оперировать. Но Лида Денисенко стояла у инструментального стола в стерильном халате, как положено!

Не так много мы сделали за этот день, хотя работали вовсю. К вечеру подсчитали: сорок человек, из них четырнадцать ампутаций.

Кроме перевязочной, организовали «летучку». Это Лина Николаевна с Машей и с санитаром, нагруженные биксами, шинами и бинтами, ходили из дома в дом и перевязывали раненых на месте. Хотелось хоть чем-нибудь помочь тем, кто дожидается очереди в перевязочную.

Хозяйственники уже сумели обеспечить водой, три раза готовили горячее, в каждый дом завезли немного дров. Печь топили сами раненые. Страшно, вдруг — где-нибудь вспыхнет пожар. Но другого выхода не было, один санитар на три-пять домов. Конечно, он дежурил бессменно и спал с ранеными. Только палатные сестры имели «базу» — одну небольшую хату, где Броня пыталась устроить им минимальный отдых. Но не все они пришли ночевать — некоторые свалились на своих «объектах».

* * *

10 февраля — мой день работы в палатах и руководства «летучкой». Я выбрался на обход только часов в десять — пока утрясались всякие неполадки с питанием и размещением вновь прибывших. Вхожу в хату прямо с улицы, так как сени разрушены. Клубы морозного воздуха, полумрак после яркого дня. Окрик:

— Двери закрывай!

Закрываю. Рассеивается туман, привыкают глаза. Оконце маленькое, наполовину закрыто снаружи соломой для тепла…

— А, доктор пришел… Наконец-то!

Смотрю: на полу лежат самые тяжелые — с шинами Дитерихса. На печи и на полатях места заняли самые легкие и самые бойкие.

— Приготовьте карточки!

Ворчат.

— Только и ходят, считают да проверяют…

— Перевязку бы…

— Эвакуируйте нас!

Обхожу и смотрю каждого: проверяю карточку, сыворотку, обработку раны, повязку, ощупываю ткани — нет ли отека или газа. Сестра измеряет температуру, поправляет повязки. Не успел обойти и трех хат (выбрал человек восемь для больших перевязок и операций), как вбегает Бессоныч из перевязочной.

— Николай Михайлович! Начальство требует…

Всех застаю в перевязочной. Начальник, майор, Залкинд и новый — военврач второго ранга. Инспектор-хирург ПЭПа Лысак — невысок, плотен, круглолиц, усищи — почти как у Буденного. Шумит:

— Что вы тут устроили! Разве это госпиталь! Почему нет сортировки?! Что это за перевязки по хатам?! Почему раненые лежат на полу? Почему в шинелях в перевязочной?!

По честному, он прав. Только по честному же: я не вижу возможности что-то быстро исправить… И все-таки чем-то этот усач мне нравится. Поругался и быстро остыл.

— Давайте планировать… Ничего не обещаю… Самим нужно выкручиваться… Вам нужны два отделения. Одно — приемно-сортировочное, оно же будет лечить более легких раненых. Другое — главное, госпитальное. Перевязки по хатам запрещаю! Асептику наладить!.. Раздевать… Нары… Об эвакуации — в Русский Брод — беспокойтесь сами. Машины к вам не дойдут. Пауза. Плохо дело, чувствую.

— Ну, кто из вас будет заведовать сортировочным отделением? Вы, наверное, доктор? Как более молодой…

Так и знал. Возразить нечего. Но работа эта не по мне. Я тут же попросил перевести меня в медсанбат, но он отказал.

Ушли. Я продолжал обход. Нужно думать о новой организации. Планирую: поставим большую ДПМ-палатку для сортировки и к ней «тамбур» в «тамбур» — маленькую: для перевязочной. Если бы еще баню к ним… Но нет, пока нереально.

Начальство планы утвердило, и вечером поставили палатку с надписью: «Приемно-сортировочная».

Ох, как медленно все делается! Нам по «конвенции» отошло двадцать пять домиков, тридцать пять — первому отделению. Выделили одну лошадь для перевозки тяжелых раненых к Залкинду. 13 февраля мы закончили сортировку и отделились совсем. Теперь есть некоторый порядок: всех прибывающих раненых принимаем в большую палатку, записываем в книгу поступлений. Я или Лида смотрим их. Заведомо тяжелых — череп, грудь, живот, бедро — отправляем к Залкинду без перевязки, других, полегче, перевязываем и даже раны рассекаем. Еще кормим и горячим чаем поим, Любочка все устроила. Бочка — отличная вещь, можно какую угодно температуру нагнать. Были бы сухие дрова — тяга отличная. В общем — жить можно.