ППГ-2266. Записки полевого хирурга

23 ноября. Победа! Грандиозное наступление наших под Сталинградом. Ударили с севера и юга, прорвали оборону, гонят немцев, соединились, окружили. Такого еще не было: окружено свыше 300 тысяч немцев. Лида сделала статистику по «бедрам». Выделили два периода: январь — июль, когда были только гипсы, и август — ноябрь, когда стали использовать вытяжение. Прошло почти восемьсот раненых с огнестрельным переломом бедра. Вот результаты: за первый период смертность составила восемь процентов, а за второй — только полпроцента. Ни одной смерти от сепсиса! Да, мы можем гордиться. Но похвалиться некому. Новый инспектор нас почему-то не любит… Написал письмо Бочарову.

* * *

Пришел приказ: свернуть ППГ-2266, ввести в штатные нормативы и приготовить к отправке на фронт.

Снова новый начальник. Военврач 3-го ранга Сафонов. Вот он — высок, толст, лицо бесформенное. Кадровый, но ни малейшего военного лоска.

Зато с нами остается майор, наш комиссар.

А вот Ивана Ивановича у нас забрали, это хуже. Ходил в ПЭП, просил, умолял — не дали. Сказали: вам там нечего будет гипсовать, а здесь он нужен.

Канский — с нами. И Быкова, и Лида Денисенко, и Маша Полетова и Зиночка…

Нам дали машину — ЗИС-5. Конную тягу тоже сохранили, все 22 повозки. Все штатное имущество погрузили и сверх того еще многое сумели захватить: белье, медикаменты.

Наши войска на юге решительно наступают, мы тоже собираемся наступать. Настроение у всех отличное!

Встретили Новый год. Второй военный год… Устроили маленькую вечеринку с патефоном для медицинского и командного состава.

Ездили в Москву: сдал кандидатские экзамены и представил диссертацию к защите… Звучит… А? «Представил к защите». Да, да, в 1-й Московский медицинский институт, не куда-нибудь. Секретарь поморщилась, увидев мою конторскую книгу, исписанную фиолетовыми чернилами. «Я еще не видела такой диссертации… Неужели нельзя на машинке?» Упросил: «С фронта!»

Глава девятая УГОЛЬНАЯ

ППГ-2266 снова едет на фронт в воинском эшелоне. Назначение неизвестно. Уже добрались до Мичуринска, думали, едем в Харьков. И вдруг — крутой поворот на запад, на Орел. Даже разочаровались. Весь наш путь — по освобожденной территории. Сутками стоим на разрушенных замерзших станциях, со взорванными водонапорными башнями и сожженными вокзальчиками. Где-нибудь в землянке или в заиндевевшем вагоне сидит небритый телеграфист, к которому бегаем узнавать сводку. Только сводки и радуют душу!

О завершении Сталинградской битвы мы узнали морозным утром, когда остановились в поле перед Ельцом. Ждали, надоело, вылезли из вагонов. Очень красивое утро. Рядом по шоссейной дороге ехали машины. Одна остановилась, из кабины выглянул молоденький командир и прокричал:

— Под Сталинградом порядок! Немцы разгромлены! Паулюс в плену!

Все закричали:

— Ура! Ура!

Утром 6 февраля, наконец, остановились. Станция Русский Брод.

— Выгружаться!

Мороз двадцать градусов. Прямо на земле вдоль путей разложено добро: ящики со снарядами, бочки с селедкой и солониной, мешки, насыпанные горы пшеницы. Дальше виден поселок — на голых холмах жалкие кучки обшарпанных домиков, между ними машины и снова штабеля грузов. Гражданских лиц не видно. Население эвакуировано перед боями. В отдалении видно зенитки. С полчаса толкали наши вагоны, пока нашли местечко, где выгрузиться. Прибежал комендант.

— Сбрасывайте, сбрасывайте как попало! Потом разберетесь, пути нужны!

Все дружно взялись и быстро выгрузились. На санитарной машине подъехал командир в белом полушубке, представился:

— Начальник армейского ПЭПа Хитеев.

Потом оглядел критически наши вещи и начал хохотать.

— А пианино вы не привезли?

На снегу нелепо торчали два больших платяных шкафа, письменный стол, на нем настольная лампа.

Майор защищался:

— Все нужные вещи, товарищ начальник.

— Ну-ну. Дело ваше. Слушайте приказ. Наступление началось. Потери большие. Сегодня же развернуться и принять раненых. Сегодня же! Все. Выполняйте.

Сел в кабину и уехал. Скоро приехали из санотдела четыре санитарные полуторки с капитаном.

— Складывайте все быстро! Я повезу вас в только что освобожденную деревню, надо сменить медсанбат. Бросали в машины, что поближе лежало, забрались наверх сестры и врачи, поехали. Капитан успокоил:

— Тут восемнадцать километров. Мигом домчим — и обратно. Все заберем.

Мигом не домчались, потому что дороги товарищ не знал. Начало смеркаться, когда подъехали к назначенному пункту — в село Покровское…

Тут мы увидели передовую. Нет, тыл, конечно, но — дивизии. Передовая для солдата — это его окопчик. Для госпиталя — пятнадцать километров от него. Такова психология.