Метнулся сквозь переборки в каюту Этель – никого… Валялся опрокинутый табурет. Тогда, еще раз на всякий случай приказав себе стать невидимым для всех, кроме меня самого, я поочередно посетил рубку, кают-компанию и каюту капитана. В рубке было пусто, в кают-компании жужжал робот-уборщик, а капитан дремал на своей роскошной койке – раза в полтора шире и намного мягче, чем у нас, плебеев. Тогда я вернулся в медотсек и осмотрел все палаты по очереди, пока не набрел на искомое.
Лора врачевала Горского.
Левый глаз толстяка был подбит, из ноздрей торчала вата. Значит, Гарсиа успел нанести два удара. Странно, что так мало. И удивительно: такой бугай – и с таким незначительным результатом… Подбитый глаз, расквашенный нос, но и намека нет на нокаут. А почему?
Ответ скоро пришел и был прост: ведь это я, ломая внутренние запреты старпома, приказал ему напасть на Горского. Пожалуй, Гарсиа даже сопротивлялся моему приказу, но преуспел в этом лишь отчасти. Да и я не был конкретен: приказал напасть, наброситься, а не избить до полусмерти. Каков приказ, таков и результат.
Ладно. Хватит пока и этого.
Попробовал бы старпом воспротивиться хотя бы подсознательно, если бы его действия направлял не я, а Эрлик!
Лопоухий гипнотизер пребывал здесь же – молча смотрел на Горского, на Лору, а что творилось между его ушами под лысым черепом – оставалось гадать. Лора же выглядела серьезнее некуда – точные, выверенные движения, губы в ниточку и никаких попыток приободрить пациента. Тут я хотя бы догадывался, что творится в ее голове: досада, что так вышло, злость на дурака Гарсиа и еще большая злость на визитеров с Земли, гадание, чем все кончится, и отчетливое понимание, что такие инциденты ничем хорошим не кончаются.
А где Гарсиа?
Его я нашел в той же конуре, куда поначалу упрятали меня, и с такими же наручниками на запястьях. Учитывая весовую категорию старпома, странно еще, что не надели ножные кандалы. Гарсиа сидел на полу неподвижно с великим, очень понятным недоумением на лице. Офицер, старпом! – и вдруг сорвался с нарезки. Скандал! Как такое вообще возможно? Почему вышло столь дико и нелепо? И что теперь будет?..
Мне даже стало жаль его. Но ничего, пусть посидит немного, подумает о чем-нибудь, кроме случки и прочих жеребячьих дел. Думать вообще полезно, и какое кому дело, дружок, что думать ты не привык? Привыкай помалу, авось пригодится.
Да, но где мое тело?!
Мало-помалу дошло до жирафа: оно при мне. Полностью. Как так получилось – черт его знает, но, похоже, моя дорогая тушка, оставленная в запертой палате медотсека, рассосалась и нечувствительно соединилась с моим бестелесным «я», если только не испарилась за ненадобностью. Как это произошло физически – бог весть. Я материалист, в информацию без носителя не верю, ну и из чего же, позвольте спросить, состоит моя бестелесная сущность? Из каких таких частиц? И каковы взаимодействия между ними?
Биолог мог бы рехнуться от таких вопросов. Но я геолог, мне проще. От непонятного, лежащего вне сферы моей компетенции, я на какое-то время могу отмахнуться, а удивляться никому не запрещено, от удивления еще никто не отдал концы. Мне так кажется.
Что тут вмешался Эрлик – кристально ясно. Но какую игру он со мной затеял?
Может, не со мной, а в меня? Игрушка я ему?
От гипотез, которые бесят, лучше не отмахиваться, не тот случай. Я разозлился, но не более того. Ладно… если я игрушка, то поиграй этой игрушкой. Разрешаю. Все равно я никуда не денусь.
К тому же игрушке предоставлена определенная степень свободы – как забавному хомячку в картонном лабиринте с препятствиями. Кто же возразит против свободы? Хомячок, и тот не против, если никто не гонит его вперед, а препятствия преодолимы.
Итак, что мне делать?
В корабле я навел шухер, на Лунной базе тоже. Теперь «Неустрашимому» не позволят взлететь и ни одну человеческую душу из него не выпустят, исключая, быть может, Горского и лопоухого, да и то не факт. Ну и черт с ними, потом разберусь. Интересно, что творится в штабе Космофлота? Хотя нет, это не слишком интересно. Гораздо важнее узнать, чем занято сейчас подлинное начальство наших визитеров…
Закрыл глаза, расслабился, прислушиваясь к себе, – нет, не знаю. Напрягся – все равно не знаю. Такая степень свободы для хомячка не предусмотрена. Зато я обнаружил, что могу мысленно осмотреть корабль, причем не по очереди, отсек за отсеком, а сразу весь, сделал это и убедился: моей тушки нигде нет. Вот и славненько, тыл чист.
Любопытно было бы посмотреть, какая беготня начнется внутри корабля, как только обнаружится, что я пропал неизвестно куда. Не увижу я этого, а жаль!