Повстанцы

Надо было договориться с Кедулисами о свадьбе — кого звать, чем угощать. Раз после обеда Пятрас собрался туда с родителями. Катрите с матерью, хлопотавшие в избе, приветливо бросились навстречу гостям, но отец так и остался у печи, мрачный и злобный, посасывая трубку.

— Так что, сосед, все не сменишь гнев на милость? — обратился к нему старый Бальсис, подвигаясь поближе, в то время как женщины и Пятрас повели разговор о сельских работах и нынешнем урожае.

Кедулис пробурчал, не выпуская трубку изо рта:

— А кому я тут нужен? Без меня сосватали, без меня порядили, без меня и свадьбу играйте. Приданого не дам. Мне — зять-голяк, тебе — сноха в заплатках.

Напрасно пытался Бальсис смягчить будущего Пятрасова тестя. Кедулис в разговоры не пускался, сидел сгорбившись и исподлобья буравил сердитым взглядом дочь и жениха. Катре с матерью сгорали от стыда.

Наконец Пятрас не выдержал. Громко обратился к Катре со словами, предназначенными для ее отца:

— Вижу, Катрите, что не мил я твоему батюшке. Чем я его прогневил, что дурного сделал? Верно — нет у меня ни наделов, ни волов, ни коней, ни стада, зато есть крепкие руки, и голодать ты со мной не будешь. Есть у меня твоя любовь, а у тебя — моя, и никому нас не разлучить. Правильно, Катрите?

— Да, Петрялис! — глотая слезы, поддержала его Катре. — Но будем ли мы счастливы без родительского благословения?

— Отец, сердца у тебя нет! — вскинулась мать. — Бога не боишься, коли хочешь дочку отдавать без благословения. О смерти забыл, бессовестный? Вспомни, что тебе ксендз толковал.

Кедулис тяжело вздохнул и обернулся к сидевшим на лавке.

— Благословлю, — произнес он хрипло. — Перед венчанием благословлю. Ксендз так сказал…

Он достал огниво, кремень, кусочек трута и начал выбивать огонь. Ярко вспыхнули искры в сумерках избы. Трут затлел. Старик подул несколько раз и, причмокивая, притиснул трут к табаку.

— Сами разбирайтесь! — заворчал он. — Как постелешь, так и выспишься. Зять — голяк, сноха — в заплатах…

Невеселые выходили Бальсисы со двора Кедулиса. Было ясно, что отец Катре разрешает дочери выйти за Пятраса только по настоянию ксендза. Хорошо хоть, что не перечит. По крайности, не будет стыда и людских обговоров — Кедулите, мол, выходит замуж без благословения.

Теперь оставалось быстро подготовить свадьбу. Достатки малы, а что нужно, то нужно. Это дело не только молодых и их родителей, но и всей родни, всех соседей, всего села. Каждый примет посильное участие. Но самое трудное бремя ложится на Бальсисов. Кедулис держится упрямо, а мать и дети все спорят с отцом, собираются ставить пиво, кое-что стряпают. Чтоб не краснеть перед людьми, Кедулене выручают и будущие родственники — Бальсисы. Заботятся об этом и обе сватьи: и Янкаускене — Пятраса и Григалюнене — Катре.

Катре сначала решила не устраивать девичник, а начать свадьбу во вторник прямо с венчания в костеле. Но в понедельник с самого утра нагрянула Марце Сташите. Ее сопровождали Казис Янкаускас и Юстас Григалюнас. Марце несла большой, красиво сплетенный из соломки, украшенный пестрыми бумажками и нитками светильник, Казис — несколько птичек из картошки и яичной скорлупы, а Юстас — охапку плауна, брусники, папоротника и другой осенней зелени. Надо украсить избу Кедулисов! Никто не спрашивал Катриного согласия. Выходит замуж за тридевять земель, так как же она не простится с друзьями юных дней! А на девичник не надо и приглашения!

Марце прикрепила светильник к потолку, Юстас оплетал двери и окошки плауном, засовывал в щели бруснику и папоротник, чтобы изба казалась понаряднее. А Казис подвесил своих пташек на нитках, чтобы они вертелись, будто живые.

Под вечер стала собираться молодежь не только из Шиленай, но и из других деревень. Кузнец Дундулис притащил скрипку и привел еще двоих помощников: сурвилишкского портняжку Ранкяле — тоже со скрипкой, и подмастерья Ионаса с бубном. Такие "капелии" редко бывали в Шиленай! Когда музыканты заиграли суктинис, молодежь пустилась в пляс в избе и во дворе.

Погода выдалась подходящая, стояли спокойные, теплые дни бабьего лета с тихими закатами, звонкими сумерками, темными, но звездными ночами. Танцы, песни и гомон молодых голосов разносились до поздней поры.

Приятно было Катрите, что столько молодежи собралось проводить ее девичьи дни, хотя и печально прощаться с юностью, с подружками, с братьями-сестрами, с доброй матушкой и суровым батюшкой… Она то смеялась в хороводе, то глотала слезы, вспоминая, что в последний раз поет и играет на родном дворе.

Поздно расходилась молодежь с девичника. Завтра еще напляшутся и песен споют вволю.

А у Бальсисов — нежданная радость. На закате к ним заехала парная повозка. Хлопотавший под навесом Пятрас с изумлением увидел Юргиса и Адомелиса Вянцкуса. Прибыли на свадьбу! Звал он дядю и тетку, Юргиса и Эльзите, приглашал и Адомаса, но не рассчитывал на их приезд. Такая даль! А вот, пожалуйста, дождался!

Пятрас стремглав подскочил к повозке.

— Ну и разодолжили, — кричал он, стискивая гостям руки. — А дядя с теткой? — спросил он из вежливости.

Юргис выгораживал родителей: