Повстанцы

— Дороги испугались. Где уж им, старикам! Да и у нас с Адомасом все суставы свело. Нарочно приехали с вечера, чтобы выспаться и завтра на славу поплясать.

Повозку поставили под навес. Лошадьми займутся Винцас с Микутисом, а Пятрас повел гостей в избу — родители и сестры уже ожидали на крылечке.

Долго в тот вечер горел огонь в светелке Бальсисов, По деревне уже пронеслось известие, что на свадьбу прибыла родня Пятраса на паре лошадей — верно, везти Катрино приданое, по обычаю этих королевских. Бедняжка Катрите! Не слишком тяжел ее сундук с приданым, не много в нем холстов. Откуда ей взять столько полотнищ, ручников и поясов, чтобы одарить братьев, родню и поезжан?

На другой день с самого утра засуетилась вся деревня Шиленай. Все следили за дворами Бальсисов и Кедулисов. Сейчас молодые поедут в костел, надо поглядеть! Взрослые стоят в воротах, а детишки, как стайка крольчат, мечутся от Бальсисов к Кедулисам и обратно, разнося новости:

— Ионас Кедулис вытаскивает телегу из сарая!

— Катре в клеть побежала!

— А отец до чего зол! Слышал, как орал на Ионаса!

— К Бальсисам пан приехал!

— Не пан, а дядя Стяпас из Клявай.

— Видал королевских? Говорят — родня.

— Откуда же родня, коли королевские?

— Повозку запрягают! Парная! И другую тащат.

— Уже садятся! Сейчас поедут! Айда к Кедулису!

С Бальсисова двора выкатили две повозки. На первой, одноконной, сидели Пятрас с дядей Стяпасом. На второй, запряженной парой лошадей, на переднем сиденье — Юргис с Винцасом, на заднем — Адомелис, Омуте и Гене. Обе повозки остановились возле Кедулисов. Пятрас с дядей зашли в избу, другие толпились у порога — внутри было очень тесно.

Вся семья Кедулисов собралась возле стола. Сватья Григалюнене усадила родителей посреди избы на лавку, и Катре, обливаясь слезами, бросилась им в ноги. Встал на колени и Пятрас. Сватья взяла распятие с окна и подала отцу. Тот, не проронив ни слова, тяжело сопя, перекрестил молодых. Дрожащей рукой благословила их и мать. Оба поцеловали старикам руки, потом пошли во двор. Кедулисова повозка с молодой, сватьей и родителями поехала вперед, за ними последовали Бальсисы, со дворов Нореек и Янкаускасов присоединились еще по телеге с дружками и подругами.

Собирались вернуться к обеду — Пабярже недалеко, а ксендз Мацкявичюс не любит зря терять время. Вопреки обычаям, вернутся не на усадьбу молодой, поедут уже на "ту сторонушку" — к Бальсисам. Там просторнее, там устроено все пиршество, туда принесли свои караваи и всякие подарки сватьи, кумушки, тетушки и соседки. Молодых ожидала вся деревня. Молодежь толпилась на улице, а ребятишки, повиснув на макушках самых высоких яворов, разведывали дорогу за деревней и спорили, кто первый увидит возвращающийся свадебный поезд. Первым заметил Стасюкас Сташис, потому что взобрался на тополь — выше всех.

— Пыль столбом! — взвизгнул он не своим голосом. — Уже и повозку вижу. Двуконная!..

Все, словно белки, посыпались вниз.

Бальсисы вышли встречать молодых. Бальсене держала, блюдо с ломтем хлеба и кружкой закваски. Молодые отламывали хлеб, обмакивали в закваску и съедали в знак будущей дружной жизни, счастья и успеха. Они поцеловали родителям руки и по их приглашению вошли в избу.

Едва лишь появились молодые, Дундулис с портняжками грянул такой марш, что ноги сами взлетали. Сватьи вели наиболее почетных гостей в светлицу, других угощали в избе, а оставшиеся на дворе парни и девушки, проказничая и поддразнивая друг друга, ожидали, пока сватьи вынесут им жбаны с пивом и квасом и оделят ломтями рагайшиса или сыра.

Адомелис Вянцкус, попавший вместе с главными гостями в светелку, томился от скуки. Так и подмывало удрать к молодежи! Он уже успел оглядеться в деревне. Немного требовалось, чтобы разобраться и в людях. Житье бедное, сразу видать. Ни одной приличной избы. Нужда бьет в глаза на каждом шагу. Зато люди хорошие, сердечные, не гордые, не скупые и веселые. И девушки пригожи, а Катре — и говорить нечего! Понятно, почему Пятрас не соблазнился Юлите и богатой жизнью. Адомелис вздохнул и незаметно прокрался во двор.

Обошел всех, останавливался у каждой кучки, ко всякому обращался с подходящим словом, потчевал девушек леденцами. Ему хотелось узнать, какие песни здесь поет молодежь, в какие игры играет, какие пляски танцует. Знают ли они свадебную песню "Ой, отдала ты меня, матушка, в чужедальнюю сторонку"? Нет, этой не знают.

— А эту? — спрашивает Адомелис. И тонким голоском тихо затягивает:

Что же грущу я,
Плачу всю ночку —
Разве не любит
Матушка дочку? *

— Эту — да! Ну-ка, еще раз! Все вместе!

Молодежь мгновенно обступила Адомелиса, и песня зазвучала на всю деревню.