– Кстати, о Драйвере, – я перестала улыбаться, вспомнив аукцион. – Как ты объяснишь появление там Лефевр? Это же просто вопиющая наглость. Что она о себе думает?
– Она богата, Наоми, – Натали развела руками, показывая свою полную беспомощность в этом деле. – Ее адвокаты одни из лучших в Саннибэй. Она, кстати, грозилась выдвинуть обвинение против тебя, за клевету.
– Ах, она грозилась, – я сузила глаза и поджала губы.
Натали улыбнулась, глядя на мое хищное выражение.
– Только без глупостей, Наоми, – предупредила она. – Найдем Саммера, вот тогда пусть она посмеет утверждать, что он сам просил сделать это с ним.
– Что?! – я чуть не вскочила, так разгневана была. – Это она сказала?!
– Наоми, – Натали стала серьезна. – Ты только все испортишь, если объявишь ей вендетту. Никто всерьез не воспринимает мужчин и преступления, связанные с ними. Ты не сможешь оправдаться, если причинишь ей вред из-за такой мелочи, как гнусная вечеринка. Нужно больше доказательств, а лучше свидетель. Если Саммер в суде под присягой скажет, что было совершено насилие, ей выпишут штраф, и она получит не самую лучшую славу в обществе. Дальше уже будет легче следить за ней и не позволять расслабляться.
– Штраф, – фыркнула я.
– А что? Ты же не думаешь, что за такую мелочь ее осудят на тюремное заключение, – Натали покачала головой. – Она, возможно, даже не прикасалась к нему. Тут нет состава преступления, прости.
– Да, я понимаю, – я взяла себя в руки, чувствуя, что не вполне адекватна сейчас. То, что Кит подвергся унижению и насилию, было важно только для него и меня. Для остальных это было мелким хулиганством, не более. Отчего же Лефевр должна отвечать перед законом? Наши законы позволяли издеваться над мужчинами. Что ж, в таком случае, это останется между нами.
– Вот Джонсон, там дело серьезней, – продолжала Натали. – Связи с повстанцами, это не шутки.
– Ну хоть что-то, – я вернула самообладание и улыбнулась. – Это не вызывает сомнений? Доказательств хватает?
– Вполне, – кивнула Натали. – Такие, как твой муж, охотно поделились с нами информацией. После той жизни, что им устроили в агентстве, желающих покрывать бывших товарищей мало. Мы подняли архив агентства, проверили всех, кого уже выкупили. Нашли парочку повстанцев. Сейчас они у нас, тоже отвечают на вопросы.
– А что их женщины? – поинтересовалась я. – Как восприняли эту новость?
– Желающих оставить повстанцев у себя не нашлось, – усмехнулась Натали. – Ты одна такая, Наоми. И это при том, что твой наделал бед больше всех прочих. Те просто шпионили.
– Если бы мои предшественницы вели себя по-человечески, бед было бы значительно меньше, – возразила я. – Да и чего ждать от мужчин, которые как между молотом и наковальней? С одной стороны мы, с другой их женщины, ничуть не лучше. Мы сами сделали из своих мужчин цепных зверей, и у кого в руках поводок, тот и натравливает.
Натали молчала, задумчиво гладя на свой экран. Я вздохнула, понимая, что говорю с амазонкой, для которой мужчины всего лишь разумные говорящие зверюшки.
– А сестры Джонсон не рассказали, с кем поддерживали связь? – спросила я после паузы.
– Пока они вообще отрицают свою связь с повстанцами, так что говорить о каких-то подробностях рано, – отмахнулась Натали. – Сначала мы припрем их к стенке достаточным количеством доказательств и свидетелей, а уж потом будем требовать рассказать все.
– Вы уже две недели их держите, разве они еще на что-то надеются? – я отрицательно мотнула головой.
– Их счета заморожены, но у них есть богатые и влиятельные подруги, бывшие клиентки, – ответила Натали. – Немного, но есть. Они наняли адвокатов, так что дело идет медленно.
– Это просто смешно, – я не верила ушам. – Эти женщины связаны с повстанцами, поставляли их в дома жительниц столицы, где те могли свободно делать разные мелкие пакости. А теперь оказывается, и у них есть защита. Что нужно сделать повстанцам, чтоб их уничтожили без суда и адвокатов?
– Не забывай, что и ты просишь о снисхождении к преступнику, – напомнила Натали посерьезнев. – А они женщины, их нельзя вот так просто казнить. Мы не в темные века живем.
– Они не женщины, а монстры, – фыркнула я, презрительно сощурившись. – Они превратили свое агентство в подпольный бордель. Они уничтожили неизвестно сколько мужчин, хороших, пригодных к отцовству. Помогали повстанцам использовать мужчин в своих гнусных целях. А мой Кит виноват только в том, что имел неосторожность попасть в руки повстанцев в таком возрасте, когда даже женщины еще не способны принимать правильные решения. Больше он уже не принадлежал себе, а делал то, что ему велели. Он никого не убил, хотя мы с тобой, на его месте, уж точно не пожалели бы своих обидчиков. И после этого он преступник, заслуживающий смерти, а те сучки всего лишь подозреваемые, имеющие право на адвоката и защиту в суде. Я разочарована в нашем обществе. Мы движемся в тупик, а возможно, мы уже в тупике.