Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

Петровское войско, хоть и дисциплинированное, но требовало пропитания. Прокормить и удовлетворить другие требования военных было не так просто. Это было большой обузой для властей и непосильным бременем для жителей дистрикта. Комиссары по возможности старались «спихнуть» военных постояльцев на комиссаров соседних дистриктов, а потому часто писали такие письма: «Благородный господин Семён Степанович! Послан ко мне указ из Угличской провинции, повелено мне разставить на зимние квартиры Слютенбургский (т. е. Шлюссельбургский) батальон, а людей в нём 718 человек. А в моей доле, который батальон Тобольской определён в вашу долю, и онаго батальона вы в мою долю в село Молоково 130 человек, а вам сего указом не повелено, дабы ваше благородие повелел из нашей доли вышеупомянутаго Тобольскаго батальону солдат вывесть и показать им в своей доле квартиры. И о том, ваше благородие, к нам ответствовать позволь письменно. Слуга ваш, государя моего, С. Извеков».

Не легче было исполнять и другие повинности, налагаемые государством. Все деньги, собираемые в дистрикте, комиссар обязан был – до копеечки – сдать в рентерею дистрикта. Деньги на нужды самого дистрикта, как уже упоминалось, не предусматривались, в том числе и на канцелярские надобности. Комиссары были вынуждены осуществлять незаконные поборы с поселян «на покупку писчей бумаги, сургучу, сальные свечи и на прочие необходимые нужды, без чего пробыть невозможно». Как всегда: реформу провозгласили, а средств на её обеспечение не предусмотрели. Практически государство само поддерживало беззаконие на местах.

Вернёмся к военным постоям.

В 1713 году полковник Сухарев привёл в Тамбов полк и расквартировал его как в самом городе, так и по окрестным помещичьим имениям. Своего адъютанта «с солдаты многолюдством» он послал на «дворишко» помещика Болтина. Позже Болтин подал на постояльцев жалобу, в которой плакался, что: «тот адъютант, пришед на дворишко мой, людишек моих и крестьянишек смертным боем бил, в хоромишках двери и окна выбил и жену мою бил же и всякими неистовыми словами ругал; и он же взял у меня с конюшни лошадь мерина-чала и других лошадей многое число…»

Смелые и наглые по отношению к мирному населению, воинские начальники пасовали перед тамбовскими разбойниками и часто бежали от них, спасая свою жизнь. «Нудно было тамбовскому населению в XVIII веке», – пишет тамбовский краевед И.И.Дубасов, – «но настоящая местная народная туга пришла к нам при императоре Петре Великом». Народ обнищал, но из него выколачивали последние копейки и били, били и били… «То было время беспощадное», – заключает Дубасов.

Бедный дистриктский комиссар практически становился подчинённым воинского начальника, ставшего со своим подразделение на квартиры в дистрикте. Какой-нибудь подполковник или майор брал в свои руки полицейские функции, и ему вменялось в обязанность уездных людей «от всяких налогов и обид охранять». Майор выдавал паспорта крестьянам, убывающим на заработки, он же судил все конфликты обывателей со своими солдатами. На батальонный двор приводили пойманных воров и подозрительных лиц. Майор снимал с них допрос и отправлял к провинциальному воеводе. А если вместо майора в провинции «орудовал» полковник, то и воевода становился жертвой его произвола. А когда полковому начальству было указано смотреть за воеводами и губернаторами, дабы они выполняли указы сената и коллегий, то жизнь местных администраторов стала вообще невыносимой. Бывало, что какой-нибудь капитан, исполнявший должность убывшего в отпуск полковника, приказывал воеводе явиться к нему и дать отчёт в том-то и том-то, как точно указано в предписании из Петербурга.

«Трудно себе представить», – пишет Богословский, – «более унизительное и зависимое положение, в каком очутилась провинциальная администрация».