Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

Устроив кое-как дороги, стали согласовывать с Петербургом сроки приезда императора и станции, т.е. места его остановок на маршруте. С этим проблем было меньше, срок приезда Павла наметили на начало июня, а перечень станций был быстро согласован. И тут губернский предводитель А.О.Кожин (1793—1804) неожиданно «вылез» с тревожным сообщением, что на одной из станций, в деревне Киндяки, имеется зловонный пруд с гнилой водой, да и грязные и ветхие избёнки киндяковских мужиков не походили для отдыха государя и его свиты. Александр Осипович предлагал заменить Киндяки соседней более благополучной деревней Анисимово, но губернатор воспротивился: «выходить наверх» и согласовывать новую станцию было более, чем хлопотно. Он потребовал устроить объезд злополучного пруда, а под «столовую» для высоких гостей приспособить какой-нибудь сарай, сделав из него «галерею», а для отдыха приказал отправить в Киндяки две палатки, способные вместить до 50 человек.

В апреле А.Б.Куракин сообщил Н.И.Аксакову новую вводную: государь император повелел, чтобы на каждой станции было заготовлено не менее 250 лошадей «с потребным числом ямщиков и упряжью». Сверх этого Петербург просил иметь и некоторое количество запасных лошадей. Впоследствии число лошадей возросло до 535 на каждой станции, что на всём маршруте составило около 3 тысяч этих животных! Решали эту задачу «генерально», т.е. путём мобилизации всех возможностей губернии с включением в её исполнение и крестьян, и городских мещан, и местных помещиков, и даже фабричных рабочих. Для «наблюдения» за состоянием конно-ямщицких команд на каждой станции были выбраны комиссары – расторопные дворяне «из лучших фамилий» по 2 человека на каждой станции, «дабы замешательства отнюдь бы не было, люди были бы привычные, а лошади смирные».

Выборы комиссаров везде прошли гладко, кроме города Рыбинска. Предложенные две кандидатуры отпали: один уехал в Москву, а второй сказался больным. Замена одного из них – прапорщик Андрей Свитин – оказался человеком малопригодным: «вместо надлежащего присмотра за лошадьми и кучерами» стал нещадно бить кучеров и, несмотря на неоднократные увещевания со стороны рыбинского предводителя князя Н.А.Вяземского, продолжал исправно «в пьяном образе» заниматься рукоприкладством. Прапорщика заменили секунд-майором Жоховым, но Свитин сдавать свою должность Жохову отказался и продолжал «руководить». Потребовалось вмешательство самого Н.И.Аксакова, чтобы устранить буяна и убрать его с глаз долой.

О недовольстве крестьян непосильными заданиями, о склоках между дворянскими предводителями, поставлявших негодных лошадей и кучеров, о пошехонском исправнике Небольсине, вдруг вступившемся за обиженных мужиков, о запрете губернским чиновникам участвовать во встречах императора и о нежелании ярославских помещиков вылезать из своих поместных нор для встречи государя, о спорах в каких мундирах следовало встречать Павла – в дворянских или военных, о заготовке припасов, посуды и мебели (Куракин из Петербурга «спускал» соответствующие подробнейшие указания о меню) мы здесь сообщать подробно не будем – от них у губернатора и его подчинённых голова шла кругом.

Мологский предводитель А.С.Мусин-Пушкин с сокрушением докладывал, что в Мологе «лимонов свежих, спаржи, шампиньонов, капусты цветной» днём с огнём «сыскать не можно», что графинов, стаканов и рюмок, да вин столовых и красных, не говоря уж о портере тоже «отыскать здесь негде». От этого донесения Аксаков и ярославские чиновники пришли в ужас и приказали Алексею Семёновичу «чрез благонадёжных и опытных дворян» добыть необходимое во что бы то ни стало – хоть в соседних губерниях! Иначе… Иначе всем будет плохо! В помощь Мусину-Пушкину Ярославль выслал целых 250 рублей. И вправду: добывали необходимое, разослав «эмиссаров» во все окрестные города и веси, включая Москву. Были назначены также комиссары по кушаниям.

Высочайший поезд состоял из 4 карет, 37 колясок и 2 кибиток. Император и великие князья сидели в трёх отдельных колясках. Особые экипажи предусматривались под гардероб, для камердинера, парикмахера, для аптеки и аптекаря, для сенатского экзекутора Катенина и «сенатского батальона офицера Поскочина», а также для поклажи лейб-кучера, для казны и проч. Восемь колясок занимали повара и кухня. Девять персон свиты ехали в отдельных экипажах, менее важные члены свиты ехали по двое в каждом экипаже.