Предприимчивые остзейцы уже присмотрели участки земли на юге штата, вступили в контакт с его губернатором и пребывали от контактов с местными властями в восторге. Но они предусмотрительно завязывают отношения с влиятельным соотечественником-дипломатом, который может оказать содействие в эксплуатации «коффейных плантаций» и прочих «произведений» Мексики.
Русские послы в Париже, Вене, Берлине и Лондоне считались неофициальными региональными руководителями целого ряда миссий, расположенных в других странах, политика которых в определённом смысле тяготела либо к Франции, либо к Австро-Венгрии, либо к Германии, либо к Великобритании. Посланники в этих странах должны были информировать своих «старших» коллег о наиболее важных событиях в своих странах и вообще оказывать им любые другие услуги. В июне 1894 года министр-резидент при Ватикане и будущий министр А. П. Извольский направил послу в Лондоне Е. Е. Стаалю следующее уведомление:
Примерно такое же «письмо вежливости» с сообщением об аккредитации при дворе сербского короля Александра поступило в адрес Е. Е. Стааля в июне 1898 года от посланника в далёком Белграде Жадовского.
Многие послы были хорошими наставниками — наставничество, в условиях отсутствия надлежащей подготовки для молодых дипломатов в Центре, всячески приветствовалось, поощрялось на Певческом Мосту и даже вменялось в обязанность. Многие дипломаты до самой революции сохраняли добрую старую традицию и чуть ли не каждый день приглашали к себе домой на завтраки своих сотрудников. Там за бокалом вина и за тарелкой русских щей шли непринуждённые беседы, а «старые аксакалы» делились с молодыми своим опытом и мастерством.
Одним из таких послов был А. П. Извольский. Покинув пост министра иностранных дел, он уехал в Париж, чтобы руководить внешней политикой России на расстоянии. Судя по результатам, это ему удавалось, хотя и не всегда. Он обожал Францию и французскую культуру и пришёлся французам ко двору.
Б. А. Татищев, служивший при нём секретарём посольства, вспоминал, что Извольский в целом был неплохим послом, справедливо относился к подчинённым, ценил в них прежде всего отношение к делу, но был слишком самоуверен, высокомерен и превыше всего ценил связи в высшем обществе. Своему советнику Е. П. Демидову Александр Петрович прощал всё: и бездарность, и лень, и глупость, потому что тот был женат на графине Воронцовой-Дашковой, вхожей в самые «небесные» слои парижского общества.
Посол в Германии (1880–1884) П. А. Сабуров (1835–1918), наоборот, оставил по себе дурную славу. Мало того, что он был человеком грубым, бестактным, недалёким и заносчивым; к тому же он плохо разбирался в местной обстановке и часто дезинформировал Певческий Мост, выдавая желательное за действительное. Не гнушался Пётр Александрович и самой грубой лжи: когда министр Гирс запланировал свою поездку к Бисмарку, тот написал Николаю Карловичу, что канцлер болен желтухой. Германский временный поверенный в Петербурге опроверг эту информацию, желтухой Бисмарк давно уже переболел. По каким соображениям лгал посол министру, можно было только догадываться. По всей видимости, желая подчеркнуть свою значимость, Сабуров решил «приватизировать» свой контакт с германским канцлером и не допускать к «его телу» других. Когда его в 1884 году попросили уйти, он предпринял и широко разрекламировал свою поездку в Индию. Таким образом он выразил протест против несправедливого увольнения. Зато плохой посол Сабуров собрал в Германии великолепную коллекцию предметов искусства, которую выгодно продал в Эрмитаж.
Что ж, идеальных дипломатов, как и идеальных людей, в мире не существует.
Глава третья. История против дипломатии