В СССР с авоськой ходили все. Мира Мендельсон-Прокофьева, последняя жена композитора Сергея Прокофьева, писала: «Маша Книппер рассказывала мне, что ее мама, увидев меня с Сережей на улице, спросила Машу: “Кто это? Я часто вижу их. Это такие влюбленные, такие влюбленные”. А, оказывается, тбилисские приятельницы Маши обратились к ней: “Какая замечательная вещь ‘Ромео и Джульетта’ Прокофьева! Как же он может ходить с авоськой?!” Маша заметила, что Прокофьеву тоже надо кушать, на что они возразили: “Пусть лучше не кушает – и не ходит с авоськой”. Я понимаю, что не идеал – хождение Сережи за покупками, – он свободно может не ходить, но мы так привыкли делить все – и трудное, и поэтическое, что все переживаемое вместе становится дорогим для нас».
«Засветился» с этой сумочкой и Шостакович, правда, несколько иначе – когда он вышел из поезда на железнодорожном вокзале города Куйбышева, в одной руке у него был чемодан, в другой авоська, а в авоське сидел маленький сын Максим.
Случалось, что в авоське везли магнитофон – и она, разумеется, выдерживала.
Александр Твардовский писал в дневнике: «Вчера образовался выходной. Встав в 5 ч., пошел искать грибы, уверившись в их реальности по тем белым, которые увидел на прогулке за оградой у парня в авоське и принял было их за булки».
Вот дневник драматурга Александра Гладкова: «Встретил днем известного писателя Ф. Искандера с авоськой, полной картошки и овощей, идущим с рынка. Это сразу сделало его мне симпатичным. Терпеть не могу важничающих ничтожеств из нашей среды, гнушающихся делать такие покупки».
Авоська как будто уравнивала жителей коммуналок с советской элитой.
А вот откровения Юлии Нельской-Сидур, супруги известного скульптора Вадима Сидура: «Сегодня я прошлась по магазинам по Комсомольскому проспекту. Как истая советская гражданка, которая живет по принципу “Хватай, что дают, а то потом не будет”, я наткнулась на клюкву в пластмассовой упаковке, уже некоторое время исчезнувшую. Дима очень страдает без этой клюквы. За свою жадность – я схватила десять штук – я тут же поплатилась. У меня были авоськи, и я еще купила какао, так как оно тоже становится дефицитом, хлеб, что-то еще. Три пластмассовых банки клюквы не выдержали, прорвались и потекли. Я как угорелая неслась к мастерской, истекая клюквой, сердобольные граждане кричали мне вслед, что у меня что-то течет. В итоге пришлось мне остановиться, выкинуть три банки (о ужас!) и с липкими авоськами продолжать свой путь, даже не страдая, оттого что я не стою в совершенно безумной очереди за хреном в майонезных баночках. Господи, неужели у нас всегда будут очереди!»
С годами репутация авоськи несколько менялась, она становилась сначала символом простоты, демократичности, а потом и символом нужды, если не бедности.
Известна история, как в одном городе к выборам была заказана политическая реклама с изображением явно нуждающегося избирателя – и автобусные остановки украсила фотография известного математика Григория Перельмана, возвращающегося из магазина с авоськой. Ему только что присудили миллион долларов за доказательство гипотезы Пуанкаре, какой-то папарацци подловил его на улице, исполнители заказа обнаружили эту картинку в Интернете, не узнали Григория Яковлевича – и в результате оконфузили своего заказчика.
Впрочем, не исключено, что это фейк и фотошоп, я лично автобусные остановки не видел. Но в любом случае эта история очень четко указывает место авоськи в сознании современного человека.
И, разумеется, авоська – один из популярнейших героев советского кинематографа. Семен Семеныч из «Бриллиантовой руки» пытается носить в авоське пистолет. В фильме «Операция “Ы” и другие приключения Шурика» некий Федя возит в авоське пустые бутылки из-под вина. Даже в «Жандарме из Сен-Тропе» дочь жандарма Крюшо пользуется этой сеточкой.
А в телевизионном сериале «Гостья из будущего» некто Коля Герасиков оказывается в том самом будущем и всячески там куролесит, не расставаясь при этом с авоськой, в которой лежат всего-навсего три жалкие порожние бутылки. Притом авоську Коля носит на плече, как аксельбант.
Но это уже 1985 год, закат коммунальной эпохи.
Кстати, иногда авоську называли сеткой. Это, как правило, практиковала столичная интеллигенция, не желающая портить свою высоколобую карму столь простонародным словом. Но суть от того не менялась – что у рабочего, что у профессора в этой дырчатой сумке лежали бутылка простой «Русской» водки, батон, поллитровка кефира, кусок сыра и кусок колбасы, завернутые в серую бумагу, сделанную из вторсырья.
На протяжении долгого времени санузел в коммуналке почитался за большое счастье. Неудивительно – ведь еще в 1940 году канализацией в Москве было охвачено около 65 процентов населения. В других городах этот процент был значительно ниже. Впрочем, там и коммуналок было меньше – в силу деловой, культурной и образовательной непривлекательности советской провинции. В сравнении со столицей, естественно.