Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

По правилам огаровой артели, куда он устроился разнорабочим на все лето, уходить с тони в поселок было нельзя. Любое нарушение установленного распорядка и особенно выпивка карались увольнением. Начальник артели с говорящей фамилией Косолапов говорил, что и в прежние времена за выпивку с острова изгоняли или сажали «для вразумления» в монастырское подземелье, хотя было видно, что сам он страдает от этого установления и по возвращении осенью в поселок беспробудно пьет до Нового года.

Когда Малышев нанимался в артель, он, разумеется, знал об этом, но завербовался на все лето специально — захотел почувствовать себя предельно несвободным. Потом усмехался: «Почувствовал — в первый же день отобрали фотоаппарат и вернули, только когда отбыл срок, день в день». Жалел, конечно, что не удалось запечатлеть эту странную полулагерную жизнь на пленку, но ничего не поделаешь.

Остались воспоминания.

На заработанные деньги в Москве Малышев купил дорогую фотокамеру, но, приехав на остров, утопил ее во время съемок на каналах. Перевернулся в лодке.

Как-то глупо все тогда получилось...

Возвращение с Анзера на Большой Соловецкий остров — это как возвращение с другой планеты. В поселке уже включили фонари, которые проваливаются в слоистом тумане, что тянется со Святого озера.

Это туманность.

Это мгла.

Малышев выходит на крыльцо покурить. Он все никак не может забыть те офицерские яловые сапоги, хотя с их возникновения в его жизни и прошло уже три года.

— Ведь их кто-то носил, чистил по утрам, гордился ими, а еще бил ими в лицо и в живот, — бормочет себе под нос, — а вот теперь они лежат в лагерном музее, под стеклом.

Всякий раз Малышев с внутренним содроганием вспоминал те несколько случаев, когда его приглашали принять участие в проведении экскурсий, чтобы он рассказал гостям острова о том, как сделал свою страшную находку. Он мялся, тер лоб и бубнил что-то про гору Секирную, про какое-то непонятное время суток, про то, как над Секирной солнце выбиралось из клокастых, несущихся бог знает куда облаков, а у подножия горы была почти ночь, непроглядная темень из-за сгрудившихся, повалившихся друг на друга деревьев, столь напоминавших приговоренных к расстрелу арестантов. Там и нашел сапог.

Запихивает окурок в прибитую к поручню лестницы консервную банку.

Входит в дом и закрывает за собой дверь.

Завтра Малышев собирается в Кемь.

С проходящим скорым Москва—Мурманск ему должны передать из столицы несколько коробок черно-белой фотопленки. Здесь ее не купить, а в цвете Соловки видел только Алексей Максимович Горький.

С горы Секирной, разумеется...

Глава девятая Посещение Голгофы

Св. Петр. — Антон Тимофеев или Антипа Панов. — Пертоминский монастырь. —Петр I на острове. — Митрополит Игнатий. — Вознесенская церковь на Секирке. — Храм-маяк — Второе посещение Петром I Соловков. — Никогда так сытно не кушивал... — Церковь Андрея Первозванного на Заяцком острове. Инок Иоанн. — Иов Анзерский. — Великая схима. — Иисус Анзерский. — Видение схимника. — Иноческое правило Распятпского Анзерского скита. — Сопровождение. — Строгое житие анахоретов. — Зосима и Феофан. Командировка Голгофа. — Архиепископ Петр (Зверев). — У подножия Соловецкой Голгофы. — Олег Волков. — Донат Новицкий. — Тьма Сайво. — Последствия Петровских реформ в Поморье. — Архимандрит Варсанофий

В начале июня 1694 года в городе Архангельске отшвартовалась яхта «Св. Петр» и взяла курс на Соловки. Однако при выходе в море погода резко испортилась: небо стало черным, а шквальный ветер поднимал многометровые волны и бросал их друг на друга. Каждый такой удар грозил превратить яхту в груду деревянных обломков, а бывших на ее борту людей — архиепископа Важского и Холмогорского Афанасия, царя Петра Алексеевича и сопровождавших его лиц — навсегда упрятать в недрах Дышащего моря.