Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

Другие же напоминают, что, поняв весь ужас происходящего, Горький не отвернулся от страждущих и многим из них протянул руку помощи (например, вывез с острова публициста и католического теолога Юлию Николаевну Данзас), пользуясь своими высокими связями в руководстве страны.

Так вот, когда Малышев уже почти достиг вершины Секирной, боковым зрением заметил торчавший из земли предмет. Хотел продолжить восхождение, но вдруг понял, что именно он увидел. Остановился, послушал наполненную дыханием моря тишину — нет, здесь никого нет! Повернулся: из земли торчал яловый офицерский сапог...

И это уже потом, когда приехали милиция и археологи из музея, выяснилось, что здесь — на вершине Секирной горы, проходили массовые расстрелы заключенных СЛОНа, а потом и тех, кто их расстреливал. У всех руки были связаны за спиной колючей проволокой, всем стреляли в затылок. Трупы лежали друг на друге в несколько слоев, их просто накрывали драным промасленным брезентом, засыпали лапником и мхом, забрасывали камнями и валежником. А потом приводили новых заключенных, и так продолжалось и продолжалось.

С тех пор Малышев редко бывал на Секирке, хотя прекрасно понимал, что таких мест на Соловках очень много и достаточно сойти с раскатанных тракторами островных дорог, углубиться в лес, чтобы услышать гул, идущий откуда-то из-под земли. Конечно, так могла гудеть дизельная электростанция в поселке или по старинке намотанные на керамические пробки изоляции провода, могла завывать пузырящаяся заболоченная местность, наконец, могли издавать странные звуки и перекошенные узловатые деревья, внутри которых прятались птицы, но Малышев был уверен, что дело здесь совсем в другом. Он так и говорил, что это не гул никакой, а шепот, шелест сухих ладоней и растрескавшихся губ, причем не только времен СЛОНа, но и Соловецкого восстания, когда не принявших Никоновские реформы монахов стрельцы Мещеринова ловили по всему острову и казнили изобретательно...

Малышев доставал фотоаппарат, чтобы снять вырезанный на коре крест — верный знак того, что под этим деревом кто-то лежит.

На Секирке много таких резных крестов, словно выжженных стальным клеймом внутри коры кособоких, словно извивающихся от боли деревьев.

В ту свою поездку на остров я жил в монастырской гостинице рядом с Филипповской церковью. Ночи были холодные, и вечером приходилось топить печь, расположенную в коридоре. Такую систему отопления я видел во многих северных монастырях: в Спасо-При-луцком под Вологдой, в Кирилло-Белозерском, в Спасо-Суморином в Тотьме. Протапливались сразу две кельи при достаточно невысоком расходе дров. Для той надобности на этаж назначался дежурный-истопник, который запускал сразу все печи и следил за прогаром. Эта же схема сохранилась в монастыре и тогда, когда в кельях были устроены тюремные камеры. Истопник из числа блатных всегда пользовался особым уважением, потому как по своему усмотрению мог кому-то добавить тепла, а кого-то и «подморозить», всегда был на связи с лагерным начальством, а посему пользовался особыми правами, ну и «стучал», разумеется.

С утра сквозь запотевшее окно не разглядеть ни монастырского двора, ни Спасо-Преображенского собора. Лишь очертания его угадываются, нависают, как Голгофа, и потому страшно протереть стекло.

Впрочем, как известно, на Соловках есть своя Голгофа на острове Анзер, где 18 июня 1712 года в «тонком сне» преподобному Иову (в схиме Иисусу) явилась Пресвятая Богородица с Елеазаром Анзерским и сказала, что «сия гора нарекается Голгофою, на ней же имать быти великая церковь Распятия Господня на верху горы и скитом Распятским назовется», где многие мученики пострадают за Христа.

Смысл этого пророчества раскрылся лишь через 211 лет, когда на Анзере было устроено лагерное отделение (командировка) СЛОНа, куда по большей части ссылались представители духовенства.

Именно здесь в феврале 1929 года от тифа скончался священномученик архиепископ Воронежский и Задонский Петр (Зверев).

Идти по воде на Анзер можно или от известной на Соловках рыболовной тони Реболда, или через кипящую, исходящую пенистыми бурунами каменную горловину Железные ворота мимо острова Муксалма.

Реболда — это зимний вариант. В конце февраля, когда ледяной припай соединяет два острова, до Анзера по прямой можно дойти на снегоходе минут за двадцать. Но это опасно: подводные течения могут взломать некрепкий лед на глазах, и утопленный снегоход будет не самой значительной потерей.

Летом же все идут через Железные ворота — путь оказывается длиннее, но надежнее, да и до Реболды добраться почти невозможно: оживающие в мае болота проглатывают и без того кривую, разбитую дорогу.

У Малышева о Реболде сохранились отдельные воспоминания.