Патриарший клирик Иоанн Шушерин в 80-х годах XVII века так описывал жизнь анзерских отшельников: «В те времена отцы на острове держали такой обычай, что келья от кельи отстояла на два поприща (около полутора километров. —
Историк В. О. Ключевский писал: «В Древней Руси различали три вида иноческой жизни: общежитие, житие особное и отходное. Общежительный монастырь — это монашеская община с нераздельным имуществом и общим хозяйством. Отходному житию посвящали себя люди, стремившиеся жить в полном пустынном уединении, лощении и молчании; оно считалось высшей ступенью иночества, доступной лишь тем, кто достигал иноческого совершенства в школе общего жития. Особное житие вообще предшествовало монастырскому общежитию и было подготовительной к нему ступенью. Оно было очень распространено в Древней Руси как простейший вид иночества и принимало различные формы. Иногда люди, отрекавшиеся или помышлявшие отречься от мира, строили себе кельи у приходского храма, заводили даже игумена как духовного руководителя, но жили отдельными хозяйствами и без определенного устава. Такой монастырь — “особняк” составлял не братство, а товарищество, объединявшееся соседством, общим храмом, иногда и общим духовником».
Наиболее известным примером «особного» жития в Русской Церкви была пустынь преподобного Нила Сорского, духовного вдохновителя нестяжательского движения «заволжских старцев». «В основах своих Заволжское движение есть новый опыт, аскеза и искус духа,— замечает историк Церкви и богослов протоиерей Георгий Флоровский. — Заволжское движение в начале было, больше всего, исканием безмолвия и тишины. Это был решительный выход и уход из мира, бдительное преодоление всякого “миролюбия”. Потому и образ жизни избирается скитский, уединенный, — “общежитие” кажется слишком шумным и слишком организованным. Нестяжание и есть именно этот путь из мира,— не иметь ничего в миру... Правда Заволжского движения именно в этом уходе, — правда созерцания, правда умного делания».
Интересно, что именно на Соловках на фоне гигантского общежительного Спасо-Преображенского монастыря возникает скит Елеазара как своеобразная духовная антитеза, как дань аскетическим заветам преподобных Савватия, Зосимы и Германа, а также святителя Филиппа, для которых анахоретские традиции Древней Церкви были тем неизменным фундаментом, на котором стоит монашество вообще.
Подражая своим великим предшественникам, преподобный скитоначальник идет дальше, духовно и творчески переосмысливая опыт старцев. С одной стороны, Елеазар верен классическим топосам аскетического бытования, он «налагает на себя усиленные труды» — колет дрова, копает землю, перетаскивает огромные валуны для строительства, носит на теле тяжелые железные вериги. Но с другой стороны, являет примеры известного интеллектуализма и умственного напряжения для «пользы душевной»: он переписывает духовные книги, штудирует сочинения святых Отцов Церкви, пишет «истолкование» чина монашеского келейного правила и, наконец, составляет скитскую библиотеку, куда вошли «от Божественных Писаний различные повести, и три книги Цветника написал своей рукой уставом». Впоследствии эта библиотека станет одной из богатейших на острове, а книги из ее собрания станут настольными для многих поколений анзерских монахов.
18 марта 1620 года соловецкий игумен Иринарх доложил патриарху Филарету о том, что на Анзерском острове живут старцы с преподобным Елеазаром «пустынным обычаем немалое время, а храму у них в той пустыни нет». Филарет благословил построить для ан-зерских отшельников «деревянную церковь о двух престолах: в честь Живоначальной Троицы и во имя преподобного Михаила Малеина». Также святейший постановил: «Пустынникам иметь содержание от Соловецкого монастыря, не вмешиваясь в управление монастырскими угодьями, быть в послушании у соловецкого настоятеля и соборных старцев, самоволия и бесчиния не делать, мирских людей к себе не принимать, всячески удаляясь молвы и смятения».
«Питание их (анзерских отшельников) было большей частью от государевой милостыни, — пишет Иоанн Шушерин, — каждому брату в год по три четверти положенной меры муки, да приношения от рыбаков, да плоды, какие обретались на том острове».