Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

Тот факт, что соловецкий настоятель обратился за помощью к царю Московскому, дабы он вразумил «забывчивых иноков», в полной мере обрисовывает нам обстановку, которая сложилась в монастыре в 20-х годах XVII столетия. Кроткий, смиренный, всегда погруженный в богомыслие, любящий отшельничество и молитву, но совершенно обремененный делами хозяйственными, Иринарх с великим трудом справлялся с обязанностями настоятеля огромного к тому времени монастыря-крепости, одних стрельцов на содержании которого было более тысячи человек. Опять же постоянная угроза со стороны датчан и шведов, заботы о Кемском и Сумском острогах на материке требовали от старца решительности, а порой и жесткости по отношению к братии и подчиненным обители ратным людям.

Как мы видим, Иринарху это удавалось не всегда. По складу характера он не был администратором и главнокомандующим, более имея склонность — что для монаха естественно — к молчанию и смиренномудрию.

Кроме мощных фортификационных сооружений при Иринархе (разумеется, на средства государевой казны) возводятся казармы для монастырского гарнизона, что принципиально меняет контингент островитян. Происходит то, от чего предостерегал святитель Филипп (Колычев) в своих «уставных грамотах», когда пришлый люд (казаки), крестьяне, трудники и стрельцы, ведущие весьма своеобразный образ жизни, неизбежно начнут размывать иноческую дисциплину, непреложное соблюдение которой требовал еще преподобный Зосима.

Думается, что Иринарх понимал это. В 1626 году старец добровольно оставил управление обителью и два года, вплоть до своей кончины, пребывал в молчании.

Не являясь прямым наследником игумена Филиппа (их разделяют пять настоятелей), Иринарх каким-то немыслимым образом повторил духовный путь своего великого предшественника. Так, находясь в вечном борении с самим собой, старец почитал послушание за смиренную необходимость, а молитву и аскетическое делание — за «сверхъестественное состояние, возбуждающее к созерцанию пресущественного Божества» (слова преподобного Исаака Сирина).

В полной мере эту вторую сторону своего иноческого и пастырского дарования Иринарх раскрыл, когда стал духовным отцом некоего молодого послушника, сына купца Афанасия Севрюкова из города Козельска, а впоследствии постриг его в монашество с именем Елеазар.

Видя многие дарования этого юноши, Иринарх благословил его работать резчиком по дереву при благо-украшении иконостаса Спасо-Преображенского собора.

Житие молодого подвижника сообщает о том, что своей подвижнической жизнью преподобный Елеазар скоро приобрел уважение всей братии и любовь игумена Иринарха, но «не того желала смиренная душа его, она стремилась к новым подвигам уединения и безмолвия».

В 1612 году Иринарх благословил Елеазара удалиться в пустыню на остров Анзер. Видимо, в те годы, когда на Большом Соловецком острове шло активное строительство, а число братии, трудников и стрельцов уже значительно превышало тысячу человек, уединенный Анзер, входящий в состав Соловецкого архипелага и расположенный в 20 километрах к северо-востоку от монастыря, был единственным местом, где можно было ревностно подражать великим соловецким началоположникам — Савватию, Зосиме и Герману.

На Анзере, куда Елеазар уходит «тайно», он строит келью на берегу озера Круглое, где в безмолвии и трудах проживет четыре года.

Здесь, во исполнение нестяжательских обетов Древней Церкви, а также слов преподобного Нила Сорского: «Очисти келью свою, и скудость вещей научит тя воздержанию, возлюби нищету и нестяжание, и смирение», — пропитание инок добывал трудом рук своих. Аскет изготавливал деревянную посуду и оставлял ее на пристани, а взамен от рыбаков-поморов и проходивших мимо острова купцов получал хлеб и прочие припасы.

По истечении четырех лет Елеазар покинул свою келью на озере Долгом (ныне Большое Елеазарово) и перешел ближе к побережью, к ветхой церкви Николая-угодника, перенесенной на Анзер с Большого Соловецкого острова в 1583 году. Молва об отшельнике достигла не только Большого Соловецкого острова, но и материка. Со временем к нему стали притекать любители безмолвного и пустынного жития.

Среди собравшихся братий Елеазар установил древний чин скитского жития по примеру святых Отцов. Кельи иноков были поставлены на значительном удалении одна от другой. Лишь в субботу вечером и накануне праздников отшельники собирались в храме для общей молитвы, в которой проводили всю ночь и следующий день. Молитва, песнопение, пост, чтение Божественного Писания и сочинений Отцов Церкви, работа на огороде и рукоделие составляли их ежедневные занятия.