Очевидно, должен последовать справедливый вопрос: зачем Пушкину нужно было имение Савкино, если у него было уже свое Михайловское? Ответ на него очень прост: Михайловское не принадлежало Пушкину, оно находилось в собственности матери Надежды Осиповны, и родители приезжали почти каждое лето в тот крошечный дом, в котором поэт жил в одиночестве в изгнании. Обосноваться в нем же вместе со своей женой, а впоследствии и детьми, Пушкин не видел никакой возможности. Да и родители не очень приветствовали такие планы. Обсуждая с дочерью возможность переселения Александра с семьей в деревню, С. Л. Пушкин высказывался об этом неодобрительно: «Как я надеюсь, что мы сможем, если Бог даст нам жизни, поехать на будущий год в Михайловское, то нам нельзя уступить его Александру на все это время»[318].
Однако желания Александра наталкивались на неумолимые обстоятельства, прежде всего материальные — 4–5 тысяч рублей, которые требовались для покупки, у Пушкина не было. Да и реальной возможности уехать надолго из Петербурга он теперь не видел — слишком много было собственно литературных и издательских дел, которые требовали его присутствия, слишком строгой была зависимость от царя, слишком привязана к столичной жизни была молодая жена.
В этот период семья Пушкиных испытывала особенно острые материальные трудности. Лев Сергеевич проиграл в карты 30 тысяч, и отцу пришлось заплатить этот долг, заложив последних крестьян. Ольга Сергеевна жила в Петербурге без мужа и бедствовала. Михайловское дохода не приносило, более того — было практически разорено. Н. И. Павлищев, живший там летом 1836 года, установил, что новый управляющий Рингель украл «в 1835 г. до 2500 р. да убытку сделал на столько ж»[319]. Все члены семейства с надеждой смотрели на Пушкина, единственного, получавшего регулярный, хоть и незначительный доход.
Поняв с течением времени, что Пушкин не может, сколько бы ни хотел, осуществить задуманный им проект в ближайшее время, П. А. Осипова предлагала ему: «Может быть, вам придет фантазия приехать взглянуть на Тригорское. — Есть некоторые обстоятельства, которые заставят ваших родителей не сердиться, если вы будете жить в домике Тригорского сада. А вы там будете себя чувствовать как бы не в Триг. и не в Мих. — если только этого захотите»[320].
Однако на такие условия Пушкин, видимо, соглашаться не хотел, а возможности выйти в отставку и совсем оставить столицу не было. Он пользовался всяким случаем, чтобы посетить Михайловское. Дважды приезжал он в родные места в 1835 году — весной и осенью.
О первом его приезде сохранились интересные воспоминания М. И. Осиповой: «Кажется, в 1835 году (да, так точно, приехал он сюда дня на два всего — пробыл 8 и 9 мая) приехал такой скучный, утомленный: „Господи, говорит, как у вас тут хорошо! А там-то, там-то, в Петербурге, какая тоска зачастую душит меня!“»[321].
Эти выразительные слова объясняют, почему Пушкин совершает утомительную поездку из Петербурга в деревню, чтобы пробыть там всего несколько дней. Дорога туда и обратно была, как мы помним, утомительной и занимала гораздо больше времени, чем поэт мог позволить себе провести в Михайловском. Его близкие удивлялись и недоумевали. Н. О. Пушкина писала дочери 7 мая 1835 года: «…Александр третьего дни уехал в Тригорское, он должен воротиться прежде 10 дней к родам Натали. Ты, быть может, подумаешь, что это за делом — вовсе нет: ради одного лишь удовольствия путешествовать, — и по такой плохой погоде! Мы очень были удивлены, когда он накануне отъезда пришел с нами попрощаться. Его жена очень этим опечалена»[322]. Пушкин, ко всеобщему неудовольствию, не успел вернуться к родам Натальи Николаевны. Сергей Львович не без раздражения доносил дочери: «Александр совершил 10-дневное путешествие в Тригорское — прокатился туда и обратно — пробыл там три дня и воротился в среду, в 8 часов утра, — Натали родила накануне»[323]. Сам же поэт поехал как будто еще раз испытать себя перед решительным шагом. И, видимо, Михайловское не обмануло его ожиданий. Цветущий яблоневый сад, свежая зелень лугов, сирень, разросшаяся вокруг маленького домика, в котором он когда-то прожил два года ссылки, тишина, покой, пение птиц, запах сосен, милое ненавязчивое соседство — все это на фоне его столичной жизни приобрело совершенно новую цену. Кроме того, в пустующем имении следы длительного отсутствия хозяев бросались в глаза: люди распустились и воровали, постройки ветшали, сад зарос. Все это требовало времени и хозяйского присмотра.