Повседневная жизнь Пушкиногорья

В год пушкинского столетнего юбилея, когда вышло множество книг, посвященных поэту, один из авторов откровенно писал: «…В Святогорском округе о Пушкине сохранилось понятие как о человеке добром и доступном. Это в первом поколении; а в последующее время местные крестьяне, указывая на могилу Пушкина, просто говорили, что, знать, какой-нибудь важный генерал похоронен, что ездят кланяться могиле знатные господа»^[48]. На самом деле ситуация с народной памятью была гораздо более комичной и драматичной одновременно. В 1885 году во время путешествия по Псковской губернии великий князь Владимир Александрович посетил могилу А. С. Пушкина и отслужил на ней панихиду. Местные жители тут же стали поговаривать, что в Святогорском монастыре похоронен «свитский генерал Пушкин», бывший крестным отцом великого князя. Через несколько лет в слободе Таболенец (старое название села Пушкинские Горы) открыли богадельню и читальню имени Пушкина, но и это событие мало повлияло на крестьянское представление о поэте. На юбилейных торжествах в честь столетия со дня рождения Пушкина всем интересующимся раздавали бесплатно книжки с его стихами, но крестьяне разбирали их преимущественно «на цигарки». Это и понятно — зачем неграмотному человеку книга? Один из писателей того времени, А. И. Фаресов, принимавший участие в празднованиях, записал разговоры крестьян, которые он слышал в толпе: «Чистоту производят такую везде, что Боже мой!.. Для святого всё!.. Пучкин прозывался… Как же не святой, если винные лавки закрыли, чтобы было потише?»^[49]

Ходили также упорные слухи о «нетленной голове» погребенного в монастыре святого: «Пушкин заспорил с одним графом, что через сто лет разроют его могилу и найдут его голову целой. Сегодня эту нетленную голову и будут разрывать. Сам священник из Кронштадта приедет… Вот народ из деревень едет и идет встречать батюшку. Хочется поглядеть, как он будет вскрывать нетленные мощи Пушкина»^[50]. Услышав, что будут служить панихиду «по Пушкину», местные крестьяне стали произносить его фамилию искаженно, называя виновника торжества г-ном Попушкиным^[51]. Как видим, воспоминания о «добром барине» долго в крестьянской массе не продержались, даже имя его было прочно забыто, и в начале XX века народ уже просто не понимал, кем и почему так интересуются приезжие господа из столиц. Всё это прежде всего, конечно, показывает, какова была пропасть между образованными слоями русского общества и огромным неграмотным крестьянским населением страны. Когда читаешь крестьянские соображения о господине Попушкине, становятся очевидными причины той трагедии, которая разыгралась в пушкинских местах в 1918 году.

«Голубка дряхлая моя»

Среди дворни Михайловского особое место занимала няня Арина. К тому времени она прослужила Пушкиным несколько десятилетий, ездила с семьей из города в город, из имения в имение. В свое время она была няней и кормилицей Надежды Осиповны Ганнибал, матери Пушкина; потом была взята ею в дом для новорожденной дочери Ольги, нянчила и всех других детей. По некоторым свидетельствам, известно, что Пушкин называл ее по-простонародному «мамой» (что в ту эпоху было совершенно естественно, к родным матерям обращались куда более официально) и относился к ней с нежностью. Вот воспоминания кучера Петра Парфенова: «Он все с Ариной Родионовной, коли дома. Чуть встанет утром, уже бежит ее глядеть: „здорова ли мама?“ Он ее все мама называл. А она ему, бывало, эдак нараспев (она ведь из Гатчины у них взята, с Суйды, там эдак все певком говорят): „Батюшка, ты, за что ты меня все мамой зовешь, какая я тебе мать?“ — „Разумеется, ты мне мать: не то мать, что родила, а то, что своим молоком вскормила“»^[52].

Существуют большие сомнения в точности этого рассказа Петра Парфенова, учитывая, что Арина Родионовна никогда кормилицей Пушкина не была, и он не мог этого не знать. Но само бытование такого образа пушкинской няни в народе говорит о многом. Отметим попутно, что по имени-отчеству ее могли называть только дворовые, стоящие ниже, младшие по чину и возрасту. Господа звали просто Ариной.

Арина Родионовна жила вместе с семьей Пушкиных в Петербурге, на лето вместе с ними переезжая в их имение, усадьбу Михайловское. Особая близость у поэта с няней возникнет чуть позже, когда он будет вынужден прожить в Михайловском два года практически в полном одиночестве. Тогда в его творчестве появится образ няни, ее присутствие рядом будет явственно ощущаться в письмах друзьям, о ней будут тепло вспоминать те немногочисленные визитеры, которые посетили Пушкина во время его михайловского сидения.

О няне поэта надо, конечно, сказать несколько слов. Как писал С. Н. Дурылин, «русская няня в религиозном, нравственном, эстетическом развитии русского человека имела несравненно большее значение, чем сотни всяких педагогов, публицистов, просветителей, проповедников и т. д.»^[53]. Действительно, в жизни, да и в творчестве Пушкина няня сыграла заметную роль.