Повседневная жизнь Пушкиногорья

Добираться до Святых Гор после Первой мировой войны стало, как ни странно, проще. Если раньше путь от Пскова или от Острова нужно было проделывать на лошадях, то теперь это можно было сделать поездом: по приказу Николая II для нужд Северного фронта была проложена новая железнодорожная ветка Псков — Полоцк. Станция Тригорская находилась в пешей доступности (в двух километрах) от Святых Гор. Эта дорога была потом уничтожена фашистами и после войны совсем разобрана, поэтому сейчас путь до Михайловского во многом напоминает старые времена.

Летом 1924 года в «домике няни» открылась первая в советское время музейная экспозиция. Пушкинский Дом передал для нее некоторые предметы. Всё в который раз начиналось заново. Знали бы самоотверженные музейные работники тех лет, что и эта попытка обречена на скорый провал!

В сентябре 1924 года на празднование столетия ссылки прибыла большая (63 человека) делегация ученых, писателей, музейных работников, краеведов, возглавлявшаяся президентом Академии наук А. П. Карпинским. Среди участников были известные пушкинисты М. А. Цявловский, Б. В. Томашевский, Н. В. Измайлов, Л. П. Гроссман и другие, писатели, поэты, литературоведы, музейные деятели и краеведы. Об этой поездке сохранились дневниковые записи некоторых пушкинистов, снабженные иногда метким анализом происходящего и увиденного. Посетили, конечно, могилу Пушкина, возложили венки из полевых цветов, заготовленные местными школьниками, вечером первого дня проводилось торжественное заседание.

Позже Н. В. Измайлов вспоминал: «Дома культуры в Святых Горах еще не было, и оно было устроено в каком-то большом сарае или даже риге, с построенной для этого случая эстрадой, где стояли стол президиума и кафедра, с тесно поставленными скамейками и еще — с балконом, на котором стоя разместилась молодежь. Импровизированный зал. Освещенный керосиновыми лампами, зал был наполнен до отказа. Собралось все население поселка, сошлись крестьяне из окрестных деревень»^[408]. На следующий день торжества переместились в Михайловское, гости посетили вновь организованный музей Пушкина, по которому проводили экскурсию устроители экспозиции. Ночевали на базе в монастыре, мест не хватало, и ученым приходилось разыгрывать, кто где спит — кровать, диван, пол…

Казалось бы: перспектива была намечена и стала реальностью. Теперь имя Пушкина было известно местному населению, государство признало необходимость сохранения Михайловского для будущих поколений, Академия наук выразила готовность помогать, шло золотое десятилетие советской пушкинистики — ученые могли прояснить многие загадки, созданные временем. Ревнители музея ощущали обнадеживающие перемены. Но дороги большой русской истории, как и истории Пушкинского заповедника, не были похожи на парковые аллеи эпохи классицизма, и вскоре только-только заработавший механизм музейной жизни в Михайловском дал очередной сбой.

Через месяц после состоявшихся торжеств, в октябре 1924 года, был уволен директор музея В. М. Никифоровский, уже успевший многое сделать для заповедника. Официальной причиной была его беспартийность — тяжкий недостаток для руководящего работника той поры. В. В. Починковская написала в дневнике об этих событиях, как о «гнусных происках и закулисных интригах, доносах, кляузах, непонимании и отвержении былых заслуг…»^[409].

После этого знакового решения началась малоосмысленная чехарда: часто сменяемые и сменяющиеся на директорском посту ответственные работники, зачастую вообще не имевшие никакого отношения ни к Пушкину, ни к музейному делу, ни даже просто к культурной среде, не могли содействовать развитию музея.

В сентябре 1925 года профессор П. Н. Елагин, сообщал: «Домик няни сильно разрушен. Несмотря на надпись с просьбой охранять этот единственный дом, оставшийся от времен Пушкина, все стены домика изрезаны надписями. За последний год в доме три раза крали оконные рамы. Крыша сильно течет, и в связи с этим домик сильно разрушается внутри. В усадьбе с. Михайловское — запустение. Деревья вырубаются, в парке пасется скот. Любое вековое дерево можно с благословения лесника срубить, распилить и вывезти за 75 коп.»^[410]. Иногда эта ситуация улучшалась, музей переносился из одного помещения в другое, одно время он располагался в помещении бывшей колонии литераторов. В нем появлялись подлинные вещи эпохи, в частности мебель, привезенная из Малинников, родового имения Вульфов. При музее была даже открыта библиотека-читальня.