Читаем Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции полностью

– Я ведь уже снималась у вас. Чего ещё!

– Когда снималась-то?

– А в 95-м году.

– Ишь хватилась! Еще ребенком, быть может. Через пять лет заново снимаем! Ну, сиди смирно!

А тем временем ожидающая очереди кокетливо говорит:

– Вы бы хоть папироску покурить дали. Скука!

– Некурящие…

– Для красивых женщин могли бы держать!

– Ладно! Садись на стул, красивая женщина!

– Приготовьтесь к съёмке. Сейчас карманных воров приведут! – говорит, входя, сторож.

– Много?

– 15 человек!

С веселым шумом входят друг за другом 15 молодцов в сопровождении городовых и околоточного: франт в соломенной шляпе, угрюмый мужчина в мягкой черной шляпе, что-то похожее на приказчика в котелке, мальчик-подросток, безусый юноша с лицом артиста, хулиган с наглой рожей.

– Э, сколько знакомых! – говорит фотограф.

– Здравствуйте, Иван Иванович! Который раз? Все почти тут бывали!

– Чего уж! Свои люди!

– А часы бы вытащили?

– У своего-то? Да что вы, Иван Иванович! Нешто мы без понимания! – и в их весёлых ответах слышится и добродушие, и юмор острожных стен.

Фотограф берет препроводительный листок: “Снять в пальто и шапках, как бывают на улице”, – гласит листок, и затем перечень имен всех пятнадцати.

Их усаживают, составляют живописную группу и снимают»{139}.

<p>4.4. Антропометрическое бюро</p>

В 1890 году в Санкт-Петербургской сыскной полиции для исследований и классификаций по методу Альфонса Бертильона было организовано антропометрическое бюро (другие его названия: измерительное отделение и измерительная комната).

<p>Дело № 11. Альфонс Бертильон и его метод</p>

Рис. 28. Альфонс Бертильон

Бертильон родился в научной семье: его дед – Ахилл Гийар – был естествоиспытателем и математиком, отец – доктор Луи-Адольф Бертильон – статистиком, врачом и вице-президентом Парижского антропологического общества. Альфонс же считался в семье паршивой овцой. Худой молодой человек, с медлительными движениями и невыразительным голосом, он страдал диспепсией, носовыми кровотечениями и ужасными приступами мигрени, из-за которых был малообщителен и замкнут. К замкнутости присовокуплялся нудный педантизм, злобность и сарказм. Его трижды исключали из лучших школ Парижа за неуспеваемость и ужасное поведение. Только благодаря своим связям отец устроил его в 1879 году помощником письмоводителя в префектуру полиции. Альфонсу поручили заполнять карточки для картотеки преступников, заведенной ещё Видоком.

В карточки заносились: фамилия, вид совершенного преступления, сведения о прошлых судимостях и описание внешности. Таких карточек было собрано уже более пяти миллионов, и кого-либо идентифицировать по ним было практически невозможно. Как просмотреть такое количество карточек? Не помогал в обнаружении преступников и фотоархив, который к моменту поступления на службу Бертильона насчитывал более 80 тысяч портретов.

Альфонс Бертильон стал размышлять о систематизации карточек и фотопортретов. Ему вспомнились труды отца, который пытался на практике проверить гипотезу бельгийца Адольфа Кетле, что на свете не существует двух человек с одинаковым строением тела. Также он вспомнил другое утверждение Кетле: шанс обнаружить двух одинаковых по росту людей равняется 1:4. Бертильону пришла в голову мысль: а что если измерять не один показатель, а, например, 11? Тогда вероятность обнаружить двух похожих человек будет уже не 1:4, а 1:411, то есть 1:4 194 308.

Бертильон с большим трудом убедил начальство дать ему возможность провести эксперимент на арестантах. Для измерений он выбрал следующие показатели:

1) продольный диаметр черепа;

2) поперечный диаметр черепа;

3) расстояние между скулами;

4) размер правого уха;

5) длину левой ноги;

6) длину левого среднего пальца;

7) длину левого мизинца;

8) длину левого локтя;

9) объем груди;

10) наибольший размах рук;

Перейти на страницу:

Все книги серии Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции
Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

«Мы – Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин – авторы исторических детективов. Наши литературные герои расследуют преступления в Российской империи в конце XIX – начале XX века. И хотя по историческим меркам с тех пор прошло не так уж много времени, в жизни и быте людей, их психологии, поведении и представлениях произошли колоссальные изменения. И чтобы описать ту эпоху, не краснея потом перед знающими людьми, мы, прежде чем сесть за очередной рассказ или роман, изучаем источники: мемуары и дневники, газеты и журналы, справочники и отчеты, научные работы тех лет и беллетристику, архивные документы. Однако далеко не все известные нам сведения можно «упаковать» в формат беллетристического произведения. Поэтому до поры до времени множество интересных фактов оставалось в наших записных книжках. А потом появилась идея написать эту книгу: рассказать об истории Петербургской сыскной полиции, о том, как искали в прежние времена преступников в столице, о судьбах царских сыщиков и раскрытых ими делах…»

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин

Документальная литература / Документальное
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Этот сборник является своего рода иллюстрацией к очерку «География зла» из книги-исследования «Повседневная жизнь Петербургской сыскной полиции». Книгу написали три известных автора исторических детективов Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин. Ее рамки не позволяли изобразить столичное «дно» в подробностях. И у читателей возник дефицит ощущений, как же тогда жили и выживали парии блестящего Петербурга… По счастью, остались зарисовки с натуры, талантливые и достоверные. Их сделали в свое время Н.Животов, Н.Свешников, Н.Карабчевский, А.Бахтиаров и Вс. Крестовский. Предлагаем вашему вниманию эти забытые тексты. Карабчевский – знаменитый адвокат, Свешников – не менее знаменитый пьяница и вор. Всеволод Крестовский до сих пор не нуждается в представлениях. Остальные – журналисты и бытописатели. Прочитав их зарисовки, вы станете лучше понимать реалии тогдашних сыщиков и тогдашних мазуриков…

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин , сборник

Документальная литература / Документальное

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука