Наконец все стихло, лишь одна оторвавшаяся фарфоровая голова выкатилась на середину комнаты. Я отлично понимала, что она катится из-за наклона половиц, но на какое-то безумное мгновение мне показалось, что эта картина будет преследовать меня вечно.
Через несколько секунд кукольная голова, качнувшись, замерла лицом к двери. Один глаз провалился, а трещина на розовой щеке придавала ее улыбке насмешливое выражение.
Вновь услышав голос Джека, я повернулась и шагнула на лестницу. И словно вернулась из путешествия в другой мир — безумно жуткую и мрачную Нарнию. Джек отошел в сторону, пропуская меня в комнату, и запер дверь протестующе скрипнувшим ключом. Наконец мы спустились в блаженное тепло кухни.
Я помыла чашки и налила в чайник воды. Руки почему-то дрожали. Джек пару минут сидел молча, затем не выдержал и подошел ко мне.
— Присядь-ка, а я займусь чаем. Может, тебе стоит опрокинуть стаканчик чего-нибудь покрепче?
— Ты имеешь в виду виски? — испуганно спросила я.
Он ухмыльнулся и кивнул.
— С ума сошел? Еще и двух часов нет, — натужно хохотнула я.
— Ну ладно, чай так чай. Но сделаю его я. Ты вечно хлопочешь над детишками, посиди для разнообразия.
Я упрямо покачала головой. Я не такая. Я не стану очередной сбежавшей няней.
— Нет, я сама. Если хочешь помочь… — я лихорадочно придумывала, чем бы его занять, как смягчить отказ, — поищи лучше печенье.
Вспомнилось, как мы все вместе поедали «Джемми доджерс», разбуженные среди ночи взбесившимся приложением.
— Сладкое успокаивает, — донесся мой собственный голос. Словно я — испуганный ребенок, которому можно вернуть хорошее настроение с помощью запретной вкусняшки.
Мне хотелось сказать Джеку, что на самом деле я не такая. Я никогда не жаловалась на нервы и не относилась к людям, которые во всем видят знаки и крестятся, увидев черную кошку в пятницу тринадцатого числа.
Но я уже три ночи почти не спала, и что бы там ни думал Джек, шаги, которые я слышала на чердаке, не были похожи на шум от бестолково бьющейся в окно пичужки. Погибшая мучительной смертью птица сама по себе наводила тоску, однако явно не имела отношения к размеренному скрипу, что будил меня по ночам. Кроме того, она умерла давно и не могла издавать никаких звуков ни прошлой, ни позапрошлой ночью.
Он преследовал меня, гадкий, удушающий. Я все еще чувствовала его, неся чай к дивану, хоть и помыла руки. Он въелся в одежду и волосы. Опустив взгляд, я увидела на рукаве свитера широкую серую полосу.
Хотя солнце спряталось и в кухне стало довольно прохладно, я сняла свитер и отложила в сторону, готовая скорее замерзнуть, чем надеть его на себя.
— Держи! — Джек сел рядом и протянул мне толстый бисквит.
Пружины дивана испуганно скрипнули. Машинально взяв печенье, я макнула его в чай, откусила и передернулась.
— Замерзла?
— Немножко. То есть нет. У меня есть свитер, только я… не могу… Просто…
Я сглотнула вставший в горле ком, чувствуя себя полной дурой, и кивнула на пыльную полоску чердачной пыли на рукаве.
— …не могу выкинуть из головы запах… Мне кажется, он остался на свитере.
— Понимаю, — тихо сказал Джек и, словно прочтя мои мысли, снял куртку с клочьями паутины и отложил в сторону.
Он остался в одной футболке, но его руки были теплыми — настолько, что я чувствовала исходящий от них жар.
— У тебя гусиная кожа. — Он медленно протянул руку, точно давая мне время отстраниться, и погладил по плечу.
Я опять вздрогнула, хотя теперь уже не от холода. Мне вдруг захотелось закрыть глаза и прижаться к нему.
— Джек…
В этот момент он кашлянул, а из радионяни раздался негромкий вскрик Петры.
— Пойду посмотрю, как она.
Я встала, поставила чашку на стойку и чуть не упала — внезапно закружилась голова.
— Эй, осторожнее. — Джек тоже вскочил на ноги и придержал меня за плечо. — Тебе плохо?
— Все нормально.
Головокружение и вправду прошло.
— Не смертельно, у меня иногда падает давление, просто… плохо спала.
Кажется, я это уже говорила. Теперь Джек добавит к списку моих несовершенств еще и амнезию. Я не такая. Я сильная. Должна быть силь- ной.
Страшно тянуло закурить, но в резюме было написано «некурящая». Рисковать нельзя. Я невольно покосилась на всевидящее око в углу комнаты.
— Что мы скажем Сандре? — спросила я и вновь услышала вопль Петры — теперь уже не только из динамика, но и сверху. — Ладно, обсудим позже.
Я поспешила к лестнице.
Минут через десять я спустилась, держа на руках переодетую Петру. Малышка недовольно моргала спросонок, у нее был такой же взъерошенный и растерянный вид, как у меня самой.
Когда мы вошли в кухню, Петра сердито посмотрела на Джека и вцепилась ручонками в мою футболку, точно маленький кенгуренок. Джек пощекотал ее под подбородком, и она неохотно улыбнулась, а когда Джек скорчил забавную рожицу, засмеялась и отвернула мордашку, как делают дети, зная, что взрослые хотят их развеселить.
Усадив ее в стульчик и разделив на дольки мандарин, я повернулась к Джеку.
— Меня беспокоят Сандра и Билл. Рассказать им о чердаке? Или они знают, как полагаешь?