Поворот ключа

В комнате почему-то стало холодно. Я завернулась в халат и побрела в полутьме вниз, не включая свет, чтобы не разбудить детей. Я приложила палец к панели, дверь отворилась… Никого!

Вокруг стояла темнота. «Лендровера» не было, светильники во дворе, реагирующие на движение, не горели. Зато вспыхнул свет на крыльце, выставив меня на всеобщее обозрение. Прикрыв глаза рукой и дрожа от холода, я напрасно вглядывалась в темноту. Ничего. Опять ошибка?

Я закрыла дверь и стала медленно подниматься по лестнице, однако не успела дойти до середины второго пролета, как звонок зазвенел вновь. Что за чертовщина? Я плотнее запахнула халат и спустилась, теперь чуть ли не бегом. На крыльце никого не было. Я раздраженно хлопнула дверью и затаила дыхание, прислушиваясь, не заплачет ли Петра. Тишина.

На этот раз я не вернулась к себе, а заглянула сперва к Петре, которая мирно спала, а затем к Мэдди и Элли. Мягкий свет ночников падал на разметавшиеся по подушкам волосы и ангельские личики. Девочки безмятежно посапывали во сне, маленькие и беззащитные, и у меня сжалось сердце при воспоминании, как я злилась на Мэдди утром. Я сказала себе, что завтра постараюсь быть с девочкой поласковее: она ведь еще так мала, и ее оставили с чужим, по сути, человеком. Поняв, что дети не имеют отношения к странному звонку, я тихонько прикрыла дверь и вернулась в свою комнату. Там стоял дикий холод, а шторы раздувались от ветра, потому что окно было открыто. Не слегка, на проветривание, а полностью — нижняя рама поднята до упора, как будто кто-то решил высунуться в окно и выкурить сигарету. Абсурд.

«К счастью, закрыть окно куда легче, чем сражаться с панелью», — подумала я. Шторы, двери, свет, ворота и даже кофеварка в этом сумасшедшем доме автоматизированы. Слава богу, что старинные викторианские окна можно закрыть простым движением руки. Я опустила створку, повернула медную защелку и с наслаждением залезла под мягкое пуховое одеяло.

Согревшись и уплывая в сон, я вновь услышала посторонний звук — нет, не звон колокольчика, а уже знакомый скрип наверху. Я села в постели, прижимая к груди телефон. Да что же это такое?!

Тишина. Наверное, послышалось. Может, и в тот раз меня разбудили не шаги, а что-то другое? Треснула ветка на ветру, заскрипела рассохшаяся половица?

Кровь стучала в ушах. Я опустила голову на подушку и закрыла глаза, однако уснуть в таком взвинченном состоянии было решительно невозможно. Я пролежала минут сорок, слушая биение собственного сердца, рисуя в воображении страшные картины и ругая себя за паранойю. Затем произошло то, чего я ждала и боялась.

Скрииип…

И вновь, с интервалами: скрип… скрип… скрип… Совершенно ясно: там кто-то ходит.

Сердце ушло в пятки, от страха подступила тошнота, и я испугалась, что потеряю сознание, но внезапно меня охватил гнев. Вскочив с кровати, я подбежала к двери в углу комнаты, опустилась на колени, заглянула в замочную скважину и долго пялилась в темноту. Сердце стучало, как барабан.

Мне пришла в голову нелепая фантазия, что кто-то с той стороны сейчас просунет в дыру острый предмет, зубочистку или карандаш, и проткнет мой широко распахнутый глаз. Я в ужасе отскочила и сморгнула слезу, выступившую от пыльного сквозняка.

Нет, ничего. Никто не пытался меня ослепить, а за дверью стояла сплошная темнота, из которой веяло прохладным, застоявшимся воздухом. Даже если бы там была лестница с поворотом или закрытая дверь наверху, будь на чердаке включен свет, какая-то его часть все равно разбавила бы чернильную тьму на ступенях. Однако в отверстии стояла непроглядная темень. Если там кто-то и был, он проделывал свои грязные делишки в темноте.

Скрип… скрип… скрип… — началось вновь, с невыносимо равномерными промежутками. Пауза, и опять: скрип… скрип… скрип…

— Я тебя слышу! — закричала я, не в силах больше сидеть и бояться. Я приложила губы к замочной скважине, мой голос дрожал от ярости и страха. — Я тебя слышу! Что ты там делаешь, извращенец? Как ты смеешь? Я вызываю полицию, так что лучше убирайся!

Шаги даже не замедлились. С таким же успехом я могла кричать в пустоту. Скрип… скрип… скрип… вновь, как раньше, небольшой промежуток, и шаги возобновлялись, не потеряв ритм. В глубине души я знала, что не стану звонить в полицию. Что я им скажу? «Извините, констебль, у меня что-то скрипит на чердаке»? Ближайшее отделение полиции — в Инвернессе, и вряд ли они принимают не срочные звонки среди ночи. Единственный шанс — 999, но, даже находясь в смятенном состоянии духа, я примерно представляла себе, что скажет оператор, услышав истерические жалобы на странные звуки с чердака.

Будь здесь Джек… будь со мной хоть кто-то, кроме трех маленьких девочек, которых я обязана защищать, а не пугать еще больше…

Господи! Внезапно я поняла, что достигла предела, и мне стало ясно, почему сбежали мои предшественницы. Лежать так каждую ночь, прислушиваясь в ожидании, пялиться в зияющую черную дыру за дверью…