Поворот к лучшему

Он проводил ее обратно в преисподнюю и посмотрел, как она вышла на подмостки и заняла свое место в тягостной сцене, где ей полагалось десять минут пялиться на черный квадрат, в данный момент (это был многофункциональный элемент декораций) символизировавший окно, за которым бушевала арктическая буря, — Джексон знал об этом только потому, что в Лондоне помогал Джулии учить роль. При необходимости он мог бы ее подменить (боже упаси, конечно). В ее безмолвной позе было что-то благородное и трагическое. Из-за власяницы и спутанных волос она выглядела так, словно пережила неописуемый ужас. Интересно, думает ли она, играя такие сцены, о своем прошлом?

Джексон резко развернулся и направился к выходу из подземелья. От взвывшей где-то вдалеке полицейской сирены сердце заколотилось, как в старые добрые времена. Когда в Крэмонде появился вертолет с катерами, ему отчаянно захотелось взять командование в свои руки — смотреть, как всем заправляет Луиза Монро, оказалось на удивление тяжело. Дважды за этот день он видел женщин, которые моложе его и у которых больше власти. Дело не в том, что они женщины (в конце концов, у него у самого дочь), а, скорее, в том, что он, Джексон, — не мужчина. Не настоящий мужчина. Настоящие мужчины не живут во Франции на старушечьи деньги. Он скучал по своему удостоверению, скучал по дочке и по забытому дома айподу. Он скучал по женщинам с грустными голосами, которые делились с ним своей болью. По Люсинде, Трише, Элайзе, Кэтрин, Джиллиан, Эммилу.[53] Больше всего он скучал по Джулии, хотя Джулия как раз была рядом.

Не придумав других занятий, кроме как лежать одному в постели и думать о том, чего у него нет, Джексон отправился в кассу и взял пригласительный на Ричарда Моута.

Джексон помнил Ричарда Моута по восьмидесятым, но ни тогда, ни сейчас ничего смешного он в нем не видел. Впрочем, как и большинство зрителей, комика освистывали с поразительной злостью. Джексон задремал пару раз, но обстановка не располагала ко сну. Когда под скупые аплодисменты Ричард Моут закончил свое выступление, Джексон подумал: «Еще два часа коту под хвост». Он был слишком стар и слишком хорошо осознавал конечность жизни, чтобы тратить драгоценное время на паршивые шутки.

Он торопливо выбрался из зала и спустился в подземелье за Джулией, но обнаружил, что там темно и все ушли. Странно, что он не столкнулся с Минотавром. Джулия сказала, что им еще «пахать и пахать», но репетиция, похоже, давно закончилась. Джексон включил телефон и прочитал сообщение: «Я уже всё, увидимся в квартире».

Он набрел на пожарный выход и по глупости им воспользовался — оказавшись на улице, он понятия не имел, где находится. Джексон читал в «Нэшнл джиогрэфик» (недавно оформил подписку, тем самым окончательно закрепившись в категории «мужчины средних лет»), что, по исследованиям генетиков, женщины находят дорогу по приметам местности, а мужчины используют геометрию пространства. В темноте с геометрией пространства было не разобраться, поэтому Джексон поискал ориентиры — контуры Королевской Мили, очертания шпилей и ступенчатых фронтонов, сходящихся к помпезному великолепию Замка. Он искал громаду музея на Чемберс-стрит, искал пролеты зажатых набережными мостов, но нашел только вход в темный проулок — узкий дворик, ведущий к бесконечной череде каменных ступеней. На вершине лестницы виднелись огни и улица, наводненная толпами туристов, — туда он направился, подумав: «Здесь можно срезать». «Шмыгануть», как говорили в его детстве. Другие времена, другой язык.

Джексон постоянно твердил Марли (и Джулии тоже, если на то пошло, только она никогда не слушала), что не следует заходить в темные переулки. «Пап, мне вообще на улицу нельзя, когда темно», — резонно возражала Марли. Конечно, девочке или женщине необязательно заходить в темные переулки, чтобы на нее напали. Она может сидеть в поезде, выходить из автобуса, стоять у ксерокса, и все равно найдется сумасшедший, который оборвет ее жизнь раньше срока. Необязательно даже сумасшедший, большинство из них не психи, а просто мужчины, точка. Джексон был бы счастливее, если бы женщины, присутствовавшие в его жизни, никогда не выходили из дому. Но он знал, что даже это не гарантировало бы им безопасности. «Ты как пастушья собака, — говорила ему Джулия, — следишь, чтобы ни одна овечка не отбилась».

Джексон не боялся темных переулков, он считал, что уж скорее его самого надо опасаться, но он не брал в расчет Хонду. Невероятный Халк на стероидах подкатил из ниоткуда во всей своей накачанной красе и вломился в Джексона с грациозностью футбольного форварда. «Черт возьми, — подумал Джексон, впечатываясь в землю, — ничего себе городок». Минотавр вышел из лабиринта.