За ужином и новости из губернской столицы узнали. Отговорились, правда, что уже неделю как Томск покинули, все послания по острогам да заставам развозили. Оказалось, что в городе уже голову сломали, в попытке отгадать - куда же это бывший губернатор делся. О том, что нас с Герочкой жандармы арестовать желают, никто и не ведает. Всех интересует другой вопрос - как "наш немчик" с новым, только-только назначенным губернатором, действительным статским советником, Николаем Васильевичем Родзянко уживутся?
И вот тут, как выяснилось, народная фантазия развернулась не на шутку. Мигом стало известно, что сам новый губернатор из помещиков. До манифеста чуть ли не пятьсот душ имел, и пять тысяч десятин пахотной земли. Отец его из военных. До полковника дослужился, а сам Николай Васильевич, все больше по чиновничьему делу. Последние восемь лет вице-губернатором служил. Сначала в Петрозаводске, а в 1859 году в Пскове. "Мы Пскопские!", едрешкин корень! Купчины нашенские, сибирские, по телеграфу со знакомцами своими связались, и выяснили, что будто бы, Родзянко этот, сильно мздоимцев да казнокрадов не любит.
- Немчик-то наш, - совершенно серьезно разъяснял улыбающимся в густые бороды казакам, один из обозных мужичков. - Сам-то мзду не брал, но и другим не мешал. Этот его, литвин носатый, даже и приплачивал с генеральского кошта писарчукам простым. При ём в городе чтоб не при деле мужик, так и нетути таких! Всем работу нашел. На стройке, али в порту, в Черемошниках. Видать, кому-то поперек горла встало, что люд дышать стал, деньга в мошне завелася.
- Как Лерхова нашенского погнали, - тут же поддакнул другой. - В присутствие без пятиалтынного и входить боязно. Чернильные души как с цепи посрывались. Забоялися, что при новом-то начальнике и подношения брать не дадут, и литвин больше приплачивать не станет. К хорошему-то быстро попривыкли. Теперича только опасаются.
- Акулов-то, старший который. Ну тот, что по морде от немчика на пожаре получил, а опосля у него же в Обчестве приказчиком стал. Так вот! Акулов давеча в Магистрате снова шумел. Кричал, что, дескать, надобно немца нашего пропавшего в Почетные горожане принимать. А Тецков ему - мол, странно это, что важный такой господин и вдруг исчез. Его, мол и жандармы сыскать не могут. Можа он уже и неживой, не дай Господь, в сугробе где-нето лежит, а мы иво в Почетные.
- А тот чего? Не в жисть не поверю, что Акулов да слово в карман спрятал!
- Дык и не спрятал. Прохоровский мальчонка... Ну того, что варежки из лосячьей кожи шьет... Ну с Болота! Во-о-от! Пацан-то евойный в посыльных у Лерхова нашего служил, а там и гимназю закончил. Его писарем в Магистрат приняли, парнишка-то с головой и буквы складывать мастер. Вот он батяне и пересказал, как Акулов-то с Тецковым ор на весь Обруб подняли.
- Дык, а чего шумели-то?
- Так Акулов все напирал. Вернется, дескать, бывший губернатор, куда он от усадьбы своей богатой денется?! Люди со всех краем на чудо такое посмотреть приходят...
- А Тецков чего?
- А, кричит - ну и вернется, нам-то чего? А Акулов - глотка-то у иво что труба Иерихонская - мол, а ну как новый начальник немчика нашего из Томска выгонять станет? А бывший-то и тебе и мне и, почитай, всему городу, столько добра принес, что и сравнить не с кем. Как же можно-то его выгонять?
- А этот, новый начальник, - решился поинтересоваться я, прикрыв, на всякий случай нижнюю часть лица башлыком. - Уж не родня ли нашему Родзянко, Николаю Павловичу? Тому, что советником при губернском правлении?
- Ага! - обрадовался мужичок. - Вот и обчество попервой так решило. Ан нет! Фамилия одинаковая, а род, видно, разный! Нашему Родзянке-то теперича точно жизни не станет. Их ведь путать будут, а какому начальнику это по сердцу?
- Отчего же? - удивился я. - Одна фамилия - это же не повод...
- Ты, твое благородие, видно, за старшего у вас? - прищурился политически подкованный извозчик.
- Вроде того.
- Поди, и чин имеешь? Хорунжий, али сотник?
- И что?
- А то, твое благородие! Ты вот годами молод еще, высоко взлететь еще можешь, коли Бог не выдаст. Вот в высокие чины выйдешь, тоды и припомни что скажу! Никак не может быть двух начальников! У их ведь, у высокородных, как? Скажет кто, к примеру - Лерхов - и людишки уже знают - ага, генерал. Важная птица! С цесаревичем дружбу водит. К царю на охоты ездил. Сам Асташев с ним первый здоровкается. А ежели скажут теперь - Родзянко? И начнет народишко болтать - кто да какой, мол? Тот, что Павлович, али Васильевич? А иные, кто, так и перепутать могут... Бумаги, опять же...
- Бумаги?
- Ну да. Начертит начальник-то новый имечко свое на бумаге, а люди и ну давай затылки чесать. Кто из них написал? Тот, что старый, по правлению чиновник, или новый - который наиглавнейший начальник? Вот и выходит, твое благородие, что надобно нашему-то Родзянке, пока новый не прибыл, выписываться куда-нито... Иначе, могут так заслать, что жизни не рад будешь.
- Так, а куда же немчик делся? - вдруг заинтересовался Рашит и оскалился, не забыв мне подмигнуть.