Поводырь - 4

На другой стороне, чуть выше Большого острова - Батуринский хутор. А еще выше - Вершинино. И точно между ними, если имеешь хорошее зрение и точно знаешь что именно искать, под плакучими ивами, прячется устье Тугояковки. Станичные татары, Рашит и Ильяз, говорят дальше по речушке, на одном из ручьев, на Гриве, есть хуторок. Они его Ерым называют. Это вроде - Овражного по-русски. Только туда мы заезжать не станем. Проводники не советуют. Суровые там люди живут, и нелюдимые. Попросишь воды попить - дадут, не откажут, но берестяной туесок потом в очаге сожгут.

Снега на льду в пол-аршина. Он еще не успел слежаться, затвердеть, и свободно гуляющий вдоль речных просторов ветер, играет поземкой. Тело отвыкло от седла. Как позапрошлой осенью с Принцессы в Барнауле слез, так надолго никуда верхом и не ездил.

Знаю уже, опыт имеется, что труднее всего во второй день будет. Когда натруженные мышцы будут ныть и требовать покоя. Будут дрожать колени, и трудно ловить ритм шага лошадки. И седло превратиться из удобного насеста, в котором можно даже бумаги читать, не отвлекаясь на дорогу, в инструмент изощренной пытки.

А потом организм перестроится. Вспомнятся навыки. Тревожно косящаяся кобылка успокоится, а я перестану нервно поддергивать поводья при каждом ее неудачном шаге. И вот тогда, я, наконец-таки смогу любоваться окрестностями или вести неспешные беседы с инородцами, считающимися казаками.

Ну и первый день, тоже хорош. Усталости еще нет. Душа радуется воле. Легкий морозец пощипывает щеки и покрывает изморозью лохматые бока несуразного моего транспортного средства - маленькой, крепконогой, толстопузой коняжки.

Лошадей дал Галямов. Конечно - не просто так, а за деньги. Но и так бы не дал, если бы не посредничество Безсонова. Это когда я начальником был, Калтайский староста обязан был мои распоряжения выполнять. А теперь - я ему никто и звать меня никак. Он конечно же обо мне слышал от томских казаков, и надеюсь - только хорошее, но его-то со мной вообще ничего не связывает.

Вспомнил бы раньше о существовании такого чуда расчудесного - татарской казачьей станицы, так, быть может, и в поход в Чуйскую степь бы позвал, и к разъездам по тракту приспособил. Но нет. Не вспомнил. Так что - справедливо он ко мне отнесся. Заслужил, чего уж там. Ладно, хоть желающим подзаработать разрешил меня сопровождать. Ну и лошадок дал.

Тут ведь дорог нет. Здесь длинноногие кавалерийские скакуны только обузой станут. А такие вот - смешные толи лошадки, толи пони - самое то! Шаг за шагом, верста за верстой, ложатся под широкие, не знавшие подков, копыта.

В пять уже сумерки. Выехали с рассветом, проделали не больше десяти верст, но с зимой не шутят - пора разбивать лагерь. Сил еще полно. Ноги слегка устали, но все равно, под пристальными взглядами татар-станишников и двоих пожилых казаков из антоновской сотни, достаю топорик. Иду рубить лапник и сухостой на дрова.

Может быть и зря. Может, и нужно было сесть на сброшенное седло и с надменным видом ожидать, когда для меня все приготовят. И не уверен, что, будь я все еще губернатором, именно так бы и не поступил. Невместно, едрешкин корень, для начальника...

Ну теперь-то чего уж. Не начальник или инвалид. Невелик труд махнуть десяток другой раз остро отточенной железкой. Благо и ходить далеко, утопая по пояс в снегу, не нужно. И мохнатые черно-зеленые ели и рыжие, на корню засохшие елочки прямо на берегу.

Рашит уже управился с лошадьми. Животные умные - местную зоологию отлично знают, а потому далеко от людей не отходят. Жуют свой ужин из надетых на морды торб. Иногда, прочищая ноздри от пыли и шелухи, забавно пофыркивают.

Мох, железная палочка с насечкой - вроде простенького напильника, и камешек кремня. Загадочный, совершенно недоступный моему пониманию набор. И каждый раз, глядя за тем, как ловко казаки умудряются разводить этим приспособлением костры, удивляюсь. Я и спичками-то не с первого раза, если без бересты, или заранее приготовленной бумаги.

Уже когда спальные места были готовы и костер горел, дошло - мы далеко не первые выбрали это местечко для привала. Слишком уж удачно лежали бревна вокруг костровища, а на окрестных деревьях встречались следы топора.

- Промысловики тут чуть не все лето стоят, - достаточно чисто, на русском, подтвердил мою догадку Рашит. - Грибы, ягоды. Если вода высокая - лес рубят.

- А что же инспекторы? - удивился я. По простоте душевной, считал, будто все лесные богатства здесь давно учтены и вырубка без "билета" невозможна.

- Черный лес, - пожал плечами татарин. И добавил, с усмешкой, еще что-то на родном языке. - Бу урманда пицен ери.

- Леший злой тут живет, - вроде как перевел один из казаков, и тоже рассмеялся. - Мешает деревья считать.