Поводырь

«Относительно ссыльных же, доношу до вашего, ваше превосходительство, сведения, что прибывшие этапом лица крестьянского сословия, Вашим распоряжением, определены на жительство по Мариинскому округу, – писал Председатель губернского правления в самом конце послания, которое я тогда так и не дочитал. – Те же, кто назвал себя причастным к дворянскому сословию или же назвался мещанином, допрежь помещены в пересыльный замок. Имущество их, непричастное к исправлению каждодневных потребностей, свалено кучей без счету в томском цейхгаузе. Полицмейстер же томский никаких действий к счислению и разбирательству касательно ссыльных не принимает. Отговаривается, будто бы, дескать, дело сие чиновников губернских, а не полиции. Оттого и не выяснено по сию пору точное число скопившихся в губернии ссыльных, что изрядно осложняет деяния по их призрению. Но не менее двух, или трех тысяч с детьми.

Однако ж и сам пересыльный замок в ветхости и неудобстве пребывает. Перемещенные лица иметь могут легкий выход в город, и караульная рота препятствовать им не в силах.

Магистрат и земельный надел под новый замок давно выделил, да воли к новой постройке никто в правлении не имел. Теперь же, я с Вашего, ваше превосходительство, дозволения городскому архитектору и чертеж заказал. Аукцион на потребные в строительстве материалы также провел. Дело лишь за артельными людьми и вашим велением…»

Легко могу себе представить, что там, в Томске, творится. Несколько тысяч ссыльных, существенная часть из которых – настоящие разбойники, упихано в низкие, покосившиеся от времени бараки. И жалкий, не способный кого бы то ни было остановить, деревянный забор вокруг. Плюс полицмейстер, основной задачей которого – спокойно дотянуть до пенсии. А совсем рядом – сытый и благообразный Томск…

Конечно, нужно немедленно строить новый пересыльный замок! Немедленно!

Интересно, а мужички с Томского завода умеют работать топором?

6. Пламя

Вниз – вверх, вниз – вверх, с горы – под гору. Очередная речка, микроскопическая, только-только и сумевшая, что намочить каменные окатыши. Телеги или летят вниз, дребезжа так, будто сделаны из железа, а не из дерева, или едва-едва ползут вверх, принуждая всех вокруг, и возчиков, и конвойных, подталкивать, чуть ли не на руках затаскивать грузы.

Все, кроме меня, конечно. Мне невместно. Нет, если бы я был уверен, что мое участие в этих транспортных манипуляциях хоть на минуту сократит время в пути, плюнул бы и наравне с матерящимися служивыми, впрягся бы. Иначе не стоило и мараться.

Я и так уже натворил много чего томским губернаторам не присущего. Например, всерьез озаботился судьбой брошенного на произвол судьбы поселка мастеровых Томского железоделательного завода. О том, как я продовольствие для нуждающихся в Тогульском собирал, непременно уже жалобы Дюгамелю отписаны. И ведь неминуемо к нему попадут, не затеряются в пути. В Барнауле есть кому за этим присмотреть…

Только вопрос: чья «благая» весть до Александра Осиповича первой доберется. Я ведь тоже писать умею и после чуйского похода – на особом счету у генерал-губернатора. И послание мое ядом было так наполнено, что удивительно, как курьер, мной в Верный отправленный, в страшных судорогах не помер…

Я там подробненько все расписал. И об отношении горных чиновников к населению, и о вдруг опустевших продовольственных магазинах. Имена не стал называть – не суть важно. Я хотел не показательного суда над извергами – его без Высочайшего дозволения все равно не добиться. Мне нужно было лишь невмешательство региональной власти в планируемое переселение не маленького томского села в окрестности города Томск.