Повод для убийства

Он расстегнул платье, Оксана уже полулежала, спиной опираясь о его руку. Бюстгальтер на ней такой нежный, прозрачный, по ощущениям как будто нет ничего. Трусики маленькие, снимались легко и просто.

– Я тебя арестую, – прошептала она, скрестив ноги у него на спине.

– Могу дать показания… Первое… – вталкиваясь в ее теснины, пробормотал он. – Второе…

– Не верю, – принимая ритм его движений, мотнула она головой.

– А так? – он усилил напор.

– Уже теплей… Еще теплей… Еще… Еще-еще!..

Альберт потерял голову, она – рассудок, никто не думал, что может появиться Филимон или еще кто-то зайти, заехать во двор, тот же Поташев например. И сотрудники местной милиции могли заглянуть на пару вопросов, а товарищ капитан в расстегнутом настежь платье, трусики висят на спинке кресла, бюстгальтер сдвинут на бок, ноги раздвинуты, Альберт не может остановиться… Все равно. И ей все равно, и ему.

Но никто так и не появился. Оксана задрожала.

– Горячо! – вскрикнула она.

И наступила тишина. Гробовая. Оксана не смогла выдержать испытание дикой природой, поддалась животным инстинктам, но ведь она человек, причем социально ответственная личность. К тому же на страже закона. Альберт же – уголовник, причем рецидивист. А она ему отдалась как последняя шлюха. И скоро об этом узнает весь криминальный мир. Уголовник трахнул мента, и очень скоро об этом заговорят. Альберт никому ничего не расскажет, но Алешина об этом не знает. В душе у нее назревает паника. Он чувствует это.

Вот Оксана дернулась, открыла глаза, потрясенно смотрит на него. Альберт взгляд не отвел. Между ними нет ничего общего, в их отношениях будущее даже не просматривается. Но он мужчина, и она может рассчитывать на его благородство. Никто ничего не узнает.

– Я сама во всем виновата, – тихо сказала она.

Он улыбнулся, застегнув на платье первую пуговицу.

– Я сама этого хотела.

Он застегнул вторую пуговицу.

– Потому что сошла с ума!

– И меня свела, – кивнул он, застегивая третью.

Остальные пуговицы она застегнула сама. Слезла со стола, села, с силой сжав бедра, взяла торчащую из пачки сигарету. Альберт услужливо щелкнул зажигалкой.

– Год почти не курила, – сказала она.

Он потушил огонек.

– Зачем же тогда начинать?

– Приперло. – Она скомкала сигарету.

– Пивка? – Альберт откупорил банку.

– А покрепче?

– Если только из запасов покойника, – усмехнулся он.

– Я думаю, покойник не будет в обиде. После того, что мы для него сегодня сделали.

Альберт кивнул, сходил в дом, принес виски, стаканы, лед в форме из морозильника. На закуску шашлык – лучше и не придумать.

Они выпили, и Оксана закурила.

– Как это у тебя получается? – голос ее дрожал, как это бывает от озноба.

– Что получается?

– Все получается… Снегового этого нашел. Я ездила, смотрела.

– Зачем ты ездила, смотрела? – Альберт спросил тихо, но Алешина глянула на него так, как будто он крикнул на нее.

– Зачем?

– Да, зачем?..

– Ты меня уже ревнуешь? – Она улыбнулась, с проницательной иронией глядя на него.

– Почему ревную?

– Ну а вдруг я спала со Снеговым… А я спала. Нет, не с ним. Но спала. Вообще… Мне уже почти тридцать, если ты этого не заметил. Я взрослая девочка.

– Если ты не спала со Снеговым, тогда почему? – настаивал Альберт.

– А дело об убийстве вашего Миронова! Я знаю, кто украл картину. Кто ее заказал. – Алешина предостерегающе смотрела на него.

Может, лучше не задавать вопросы, ответы на которые лучше не знать.

– Кто?

– Подозреваемый мне сам во всем признался.

– Интересно.

– Подозреваемый – мой родной дядя. Скажу больше: Лариянов мне как отец.

– Я думал, твой отец просто генерал, – невесело усмехнулся он.

Ничего особенного, в общем-то, не произошло. Всего лишь непреодолимая пропасть между ними стала немного шире.

– Мой отец погиб. Мама тоже… – вздохнула Оксана и глянула на Альберта с осуждением, адресованным самой себе. Совсем не обязательно было открываться перед ним и тревожить старую рану.

– Снеговой пропал, – возвращаясь к разговору, сказала она. – Местная милиция не смогла его найти, сказали, за границу сбежал. Лариянов попросил меня, но, увы, я пришла к тому же выводу. У Снегового не ладилось с бизнесом, он мог сам выводить активы, следов убийства я не нашла… На трубу не обратила внимания. А ты обратил… И цветы эти в машине. Я ничего не нашла.

– У людей, лишенных зрения, обостряется слух, у людей, лишенных свободы, обостряется все. И глаз становится алмаз, – улыбнулся Альберт. – Все видит, куда покажет – туда и идти.

– И сколько нужно провести в неволе, чтобы обрести такой глаз? – вроде бы и в шутку, но скорее всерьез спросила Оксана.

– Четырнадцать лет.

– М-да.

– Четырнадцать лет – звучит как приговор? – усмехнулся Альберт. – И неважно, отмотал их уже или нет.

– Звучит как приговор, – через силу согласилась она.

– Ты заезжай, если что, – небрежно усмехнулся он, давая понять, что им совсем не обязательно строить серьезные отношения.

Тем более что он сам этого не хочет. Перепихнулись и разбежались, вот и вся любовь.

– Ты не выглядишь на четырнадцать лет, – все так же не выходя из глубокомысленного раздумья, проговорила Алешина.

– Мне тридцать восемь.