Повод для паники

Вот в такой строптивой компании маршалу Гроулеру приходилось постигать азы Службы. Никаких стажировок и испытательных сроков – сразу в бой. Вряд ли кто-то из маршалов мог похвастаться таким первым заданием: арестовать Законотворца. Хотя и вряд ли когда-нибудь слугам закона настолько развязывали руки. Топор, баллиста, стиффер, трофейный пулемет – никаких ограничений на их использование мне не давали. И правильно. Настала пора слегка усовершенствовать маршальскую тактику и внести в нее пару-тройку реалерских элементов.

Одно не давало мне покоя, и я поинтересовался: а как же присяга? Мне ответили, что как раз сейчас, когда маршальский институт катастрофически нуждается в добровольцах, Комитетом ведется работа над новым текстом присяги, поскольку старый изжил себя морально. Я усмотрел за этой отговоркой иной смысл: раз новобранцу-маршалу позволяют творить правосудие без присяги, это вовсе не означает, что он пользуется исключительным доверием. Вполне вероятно, что на методах его работы и будет основан новый маршальский устав. Или наоборот, не основан, если эти методы окажутся чересчур антигуманными. Во втором случае с меня без лишнего скандала сорвут только что выданные погоны и признают ошибкой привлечение бывшего реалера на государственную службу. Политика, черт ее побери, от которой, как и во все времена, никуда не деться.

– А если все-таки попробовать воззвать к его рассудку и уговорить сдаться добровольно? – робко полюбопытствовал Семен. – Арбитр Хатори вполне разумный человек. Может быть, узнав о том, что институт маршалов возрождается, он одумается и откажется от своих планов?

– Не будь таким самонадеянным, Семен, – в который уже раз отмахнулся я. – Если Хатори пожелает, он прихлопнет наш с тобой институт в зародыше. Наум Исаакович уверяет, что арбитр довольно быстро во все вникает и сам активно изучает изнанку «Серебряных Врат». Я не говорил это при Каролине, но боюсь, когда Кауфман наведет порядок в виртомире, Хатори тоже поднатореет на посту Законотворца и от нашего дяди Наума попросту избавятся, как от отработавшего срок модуля. Но ты прав: я теперь служу закону, и эти мерзавцы обязаны знать, против кого они воюют. Что со связью?

– Должна уже работать. Надеюсь, Кауфман раздобыл для нас правильный код служебного канала этой банды. Я сделал все, как он приказал, поэтому, если что-то не так, вини его.

– Вот сейчас и выясним, кто из вас знает свое дело лучше, – подытожил я, надевая на голову шлем от «форсбоди».

«К нам вернулся закон! В городе новый шериф!» – так, кажется, кричали в исторических виртошоу жители спасенных от бандитов поселений; моя подруга Сабрина обожала эти давно вышедшие из моды интерактивные забавы. Тот, о ком шла речь, – человек с железной звездой на груди и парой пистолетов на поясе, – сурово поглядывал на благодарных жителей из-под широкополой шляпы и молча с ними соглашался. Мне не раз доводилось наблюдать вместе с Сабриной финалы подобных историй, поэтому ничего удивительного, что, когда я впервые появился на людях в качестве маршала, именно это сравнение пришло мне на ум.

Я осмелился привнести в привычный образ современного маршала кое-какую отсебятину. Вместо строгого мундира, раздобыть который мне было попросту негде, я снова облачился в свой неизменный «форсбоди». Но дабы у сограждан не сложилось об экс-капитане «Молота Тора» ошибочного мнения, прогулялся с Семеном до его квартиры и реквизировал у напарника пару лишних маршальских шевронов и кокарду. Большие броские шевроны налепил прямо на доспехи, а кокарду приторочил к шлему. После этого я уже смел надеяться, что даже малолетний ребенок при встрече со мной не испугается грозного дядьку в доспехах. Это, естественно, не относилось к фиаскерам – им-то как раз нового маршала следовало бояться пуще огня. И все потому, что кодексы для меня были пока не писаны. Закованный в броню слуга закона трактовал закон так, как сам его понимал. А понимал он его, прожив три месяца в Жестоком Новом Мире, достаточно просто: добро должно иметь не только кулаки, но и более крупнокалиберные средства убеждения.

Глядя, как я вожусь с шевронами и кокардой, Петренко извлек свой маршальский мундир из шкафа и, ни слова не говоря, надел его.

– Признаться, отвык чувствовать себя человеком власти, – заметил он, поправляя фуражку. – Прошу, не заставляй снимать его – надоело уже бояться.

– Да носи на здоровье. – Я не стал возражать, лишь посоветовал: – Только не отходи от меня слишком далеко – одной смелостью от фиаскеров не отобьешься.

Я не был до конца уверен в благоразумии поступка Семена, однако не мог с ним не согласиться – если блюстители порядка будут и дальше прятаться по норам, последствия кризиса минуют не скоро.