Поветлужье

– Это верно. Мы с Антипом только слово за тебя и род твой перед своей общиной молвить можем. Но думаю я, что слово это веским будет после нынешнего боя. В этом тебе роту дадим, если потребуешь. А вот отпустить тебя я могу и сейчас, хоть ты дать от себя ничего не хочешь или не можешь… Иди, Пычей. Иди к разрушенному очагу, к побитым родичам, к полоненным девам… Иди, не хочу я крови между родами нашими, а мы как-нибудь сами справимся с бедой своей. И девок ваших освободить попытаемся, коли силы хватит, и за родичей побитых твоих отомстим, хотя и не должны. Мало нас, но дух у нас крепок. Этим и берем, сам видел… Вера наша сильна, оттого нам Господь и вложил в десницу гром карающий. И не так важно, что поклоняемся мы не твоим богам, зато верим неистово, готовы на все, чтобы справедливость отстоять. А разве небесам не этого от нас надобно? А вы сгинете, потому как слабы и телом, и духом. Жалко мне вас. Вот еды тебе собрали в котомку, возьми… А теперь иди, Пычей, с глаз моих.

Староста, вскочивший было в середине речи для гневной отповеди чужаку, в конце не выдержал и отвернулся, отойдя шагов на двадцать в сторону. Лязгнул зубами, запнувшись о корни молодой сосны, что-то выкрикнул на своем языке и примолк, прислонившись лбом к стволу березы.

– Мыслишь, проймет твоя речь его? – тихонько шепнул Антип.

– Не знаю, но мы не теряем ничего. А кровь между соседями нам в любом случае нельзя проливать, потому что в одиночку мы точно здесь не выживем, да и не по-людски это будет. Что решит, то решит…

– А верно ли ты сказывал, что Господь вложил в руки твои карающий э…

– Гром? Нет, Антип, это обычное оружие моей родины. Ружьем называется. Ты мне рассказывал, что доверчивы они слишком, вот я и приплел сюда Гос… – Егерь запнулся, опасаясь задеть религиозные чувства охотника. – Короче, придумал я это все. Вот.

– Да откель ты ведаешь про замыслы Господни? Пришествие ваше к нам в весь и может быть его промыслом…

– И то верно, – взвесив последние события на весах своей неверующей души, согласился Иван, возразив про себя, что промысел сей можно было организовать как-нибудь попроще.

* * *

– «И слабость я проявил перед лицом ворога нашего, и бысть жалким аки пес смердячий, выпрашивая дать живот сыну моему в надежде спасти продолжение рода моего. И было мне знамение от Инмара небесного, ведущего меня по тропе и показывающего знаки, лишь мне одному доступные. Вороги же наши бысть слепы и глухи. И раздался гром небесный, и произнес Инмар слова заветные, и падал я ниц перед могуществом его, ибо виноват был перед ним и родом своим. Но поднял он голову мою, и увидел я, что повержены неисчислимые враги мои, а пред ними воин стоит, держащий в деснице слово Инмарово, и повергает оно врагов без счета, испуская из себя стрелы невидимые. И сказал этот вой, что один он может пойти против тех, кто разорил гурт наш, и повергнет тогда он всех их в прах. Но ежели смелость в воинах наших не угасла, то и их поведет за собой. И протянул он руку, в которой лежал хлеб, и поделил его поровну между мной и собой. И сказал он, что готов принесть мир роду нашему через повержение врагов его». И… – Тут Антип закашлялся в кулак и осиплым голосом закончил: – И дальше славит Пычей тебя и себя, преодолевшего свою слабость и получившего благоволение предков, кха-кха…

– Слушай, а они часом не христиане? Что-то мне слова эти проповеди наши напоминают… Слог вроде такой же, – с сомнением произнес Иван.

– Язычники оне… самые что ни на есть. Это я малость переиначил, ибо слова такие должны благолепие нести, – продолжал сипеть ему на ухо охотник.

– Ну ладно, лишь бы не перестарался он, а то подумают, что я и взаправду пойду и всех один порешу.

– Нет, втуне слова его пропадают, жрец и старейшины против рекут. Мыслю, рады они, что татьба не коснулась их гурта. Боязно им свое имущество терять, вот и не хотят внимания привлекать к себе. А воям рот затыкают. Тэро же покамест молчит.