Поветлужье

– Коли все так, как он говорит и ты внучку его в жены просишь… Не думал я поутру, после бессонной ночи, что события такой оборот примут… Сей миг понял я, отчего этот старый лис Лаймыр про вас такие хвалебные оды пел… За стол сядем сей миг – такой повод за чаркой крепкого меда обсуждать надо.

– Князь… а соль за столом этим будет? – невинно поинтересовался Иван, несколько секунд потом оглядывая оторопелые лица.

– Прости его, князь, за слова его… – начал извиняться за друга воевода, однако был безжалостно прерван кугузом через Лаймыра:

– Соратник твой все более по делу говорит… на княжеском столе многое есть, полусотник, и соль тоже. С чего вопросил такое?

– Вчера внучка Лаймыра обмолвилась, когда снедать мы вечером сели, что, судя по всему, запасы соли в городе кончаются, вздорожала она в Шанзе… Неужто нет промыслов своих у тебя, князь?

– Хм… есть малые у родичей наших, остальное привозное. Повторяю: с чего спросил, полусотник?

– У Волги приток есть, Костромой ее суздальцы зовут… – осторожно начал объяснять Иван. – Название по тому чучелу, что сжигают…

– Знаю, и что?

– Твои ли это земли?

– Лишь до верховьев доходят, но… не все там мне подчиняются из черемисов. Там же и чуди да мерян родные веси, но леса окрест глухие…

– Про одно место слышал я на той реке… Называлось оно Солигалич, – обернулся к Трофиму Иван. – Только сейчас вспомнил… Соль там есть, и много. Правда, могут и не добывать ныне, хотя и непонятно мне, как можно мимо соляных источников пройти и не заметить… Не менее чем с Галича или Старой Руссы выход будет, думаю. Если учинить там промыслы совместные… Половину отдашь, князь?

Побледневший кугуз скорым шагом вышел в соседнюю комнату, оборвав прикрывавшую вход занавеску. Вскоре оттуда донесся какой-то грохот. Лаймыр жалостливо улыбнулся и сказал уже от себя:

– Эх… Неужто так доводить князя надо было? Вечор пил, с утра вы на его больную голову… Пока рассола не найдет, не выйдет. Так что стол да чарка хмельного меда пока откладываются. Разговор с этого места нешуточный уже пойдет.

– Это ничего, мы подождем, – успокоил его Иван. – Мы еще про мерян беглых не поговорили… Бегут ведь они не только оттого, что холопят их, но и оттого, что крестят их насильно. И не токмо к вам бегут, но и в Булгар. Ты сам, Лаймыр, о том толковал… Как бы нам их к себе на землю осадить да с суздальцами при этом не поссориться? И к тебе разговор у меня имеется. Крещеный ведь ты… Для чего сие дело учинил? Мыслю, не по своей воле ты на это согласился, раз являешься ближником кугуза… Или, наоборот, наперекор всем пошел?

– Ты не обращай на него внимания, Лаймыр, – вмешался воевода, пытаясь вывести из оцепенения черемиса. – У него такое бывает. Как отходить начинает… после битвы ратной али другого волнения, так такое городит… Вот не пойму токмо, что на этот раз с ним случилось, что слова из него как горох сыплются?

– Что же? – тут же повернулся Лаймыр к Ивану, явно ожидая чего-то недоброго.

– А… не берите в голову, – махнул тот рукой, подмигивая обоим. – Просто поначалу про название соляного места забыл, а затем – как князя вашего зовут… Вот и разволновался, подумал, что мозги перестали совсем соображать.

Глава 25 Река чаек

Утро первой плавки встретило всех участвующих в ней густым туманом, расползшимся по овражкам, прорезающим холм со стороны болота. Шестиметровая домница, построенная в самом широком из них, была накрыта белесой пеленой почти до самой верхушки, которая теперь торчала вверх подобно скале посредине лесного озера. К ней с вершины холма были проложены широкие мостки из расколотых пополам бревен. Временами клубящийся туман пытался их касаться своими щупальцами, словно пробуя на ощупь и пытаясь утащить в свои глубины кусочек рукотворной загадки. Однако потом колышущийся покров отступал, и тогда казалось, что между его клочьями в это мгновение блеснет светлым зеркалом спящая гладь воды.

Пройдя мимо куч обожженной руды, наваленных неподалеку и закрытых от возможного дождя навесами из лапника, троица поеживающихся от утренней прохлады людей вступила на мостки.