Медсестра перевязывала ему голову, Звонарев сидел голый, в белом халатике, грязная одежда его скомканной кучкой лежала в углу.
— Сейчас я простирну маленько, высохнет мигом. — Руки сестры кружили вокруг лица Звонарева, его голова все больше походила на гипсовый слепок. — А вам пока придется в халате погулять…
— Таня, — спросил вдруг Звонарев, — вы Лыткину говорили, что Шуранова без сознания? Сестра вздрогнула, отвела взгляд.
— Нет. С чего вы взяли?
— Так… Показалось…
Она помедлила, завязывая бантиком конец бинта. Горько усмехнулась:
— Кабы у человека на лбу написано было, сволочь он или добрый человек… Как теперь людям в глаза смотреть?
— У тебя роман с ним был?
— Жениться просил, кобель гнусный…
Звонарев тронул ее за рукав.
— Вы меня не утешайте! — Таня отвела руку.
— Я и не утешаю. Плюнь. Радуйся, что он тебе жизнь не успел сломать…
— Чайку бы сообразить! — мечтательно сказал доктор, выходя из комнаты, где лежала Шуранова.
— Как Зина? — спросил Звонарев.
— Порядок!
Сладкая тошнота подступила к горлу.
— Вы прилягте. — Таня осторожно опустила ему голову на подушку. — Вон как побледнели…
Доктор сел рядом, потрогал пульс.
— Ничего, оклемается… — Он подмигнул Звонареву.
Дверь лазарета открылась.
— Уплыл, мерзавец! — с порога сказал капитан.
Звонарев привстал.
— Лежи, лежи! — Капитан легко надавил ему на плечо, присел на койку. — Спасательного нагрудника в каюте нет, иллюминатор открыт, рядом на столе след от башмака… В каюте ничего не трогали, я приказал опечатать…
— Ищете?
— Да. Опять повернули. Через полчаса рассвет, легче станет… Э-эх! — вздохнул он. — Опаздываем со страшной силой!..
Звонарев задумался, потом спросил:
— А если это инсценировка?
— Что?
— Комедия с башмаком и нагрудником…
— Так ты думаешь, он на теплоходе?.. Вряд ли. Чтобы спрятаться как следует, да еще побег инсценировать — время надо иметь.
— Время у него было. Я там, на палубе, минут пятнадцать провалялся. Пена из огнетушителя успела осесть.
— Что ж, проверим. Ловко он тебя! Я-то думал, вас там в спецшколах и самбо учат, и как одному против десяти… — Капитан добро посмеивался над Звонаревым. — А вас бьют, как нас грешных…
— Бьют, — согласился Звонарев, постанывая от боли. — Сам, дурак, полез…
— Все мы дураки, как видно. Вон сколько он нас вокруг пальца водил… Как ты его раскусил?
— Как? — рассеянно переспросил Звонарев. — Обычно. Он ведь много следов оставил, и тут, и в Одессе. Характеристику голоса, например, удалось составить… Да и сам помог: следствию вдруг начал помогать. Извечная ошибка загнанного зверя!..
Капитан поднялся, надел фуражку.
— Не волнуйся, найдем мы крестника твоего! — Он повернулся к Тане. — Одежду ему не выдавать. Пусть лежит, он свое дело сделал!
К исходу дня вдали выступили очертания острова Крит. Машины судна работали на полную мощность, но спасти положение они уже не могли. «Грибоедов» подходил с большим опозданием.
— Ну что, Люба?
— Загляну-у-ла, — нараспев сказала она. — Говорю, убрать у вас можно? А он сидит, как сыч, книжку читает. Молитвенник, видать… Крест золотой на обложке.
— Прогнал? — спросил Звонарев.
— Ага-а, — кивнула Люба.
— Он что, не завтракал, не обедал сегодня? — спросил капитан.
— А зачем? — улыбнулась Люба. — Он запасливый. Живот во-он какой! На месяц хватит…
— Василий Егорович, пошлите туда Кулибина, моториста. Пусть краны в ванной «исправит»…
— А шкаф, диван, под кроватью?.. Смотреть, так все…
Капитан побарабанил пальцами по столу.
— Придется его выкуривать оттуда… Так вы думаете, Лыткин у Катарикоса? — раздумчиво спросил он у Звонарева.
— Я убежден только в том, что они связаны и знают друг друга.
— Если Лыткина там нет, мы его упустили. На судне смотрели везде: трюмы, шлюпки, канатный ящик… Одна вещь не дает мне покоя. — Капитан взял карандаш, подвинул к себе лист бумаги. — Тут, у Родоса, рифовый пояс, большие подводные острова… Это в пяти милях от рекомендованного курса… На Родосе — маяк. Если Лыткин его видел и сразу направился на свет маяка, то можно считать, что он ушел. Не на рифы же бросать корабль из-за этой пакости?!
— А если он сначала спрятался, а потом в воду сиганул? После того как закончились поиски, и корабль лег на курс…
— Это невозможно, — сказал помполит. — У нас на судне есть, так называемая, дружина по охране госграницы. Я вас познакомлю. Добрые хлопцы, комсомольцы… С ночи дежурят на всех палубах…
В дверь постучали, вошел пассажирский помощник.
— Выполз…
— Куда направился? — спросил капитан.
— В бар.
— Придержите его. Давай, Люба!..
Люба открыла дверь каюты Катарикоса, взяла пылесос под мышку, вошла в каюту. Дверь оставила открытой.
Она осторожно заглянула в ванную комнату — никого. Прошла в гостиную, осмотрелась. Держа перед собой, как оружие, щетку от пылесоса, направилась в спальню.
Заглянула под кровать, за зеркало, подвинула диван в гостиной, открыла даже холодильник… Оставался шкаф в стене. Люба потянула на себя дверцу, шкаф противно скрипнул, она испуганно отпрыгнула назад и вскрикнула.