Повести и рассказы разных лет

Бросив на меня быстрый взгляд, она подошла к мужу и обвила руками его шею. Он вздрогнул от прикосновения и склонил свою огромную взъерошенную голову ей на плечо. Глубина горя, потрясшего этого человека, была неизмерима: его необузданный темперамент открылся вдруг передо мной с совершенно неожиданной стороны. Она вытерла ему, как младенцу, ладонями слезы с лица. А когда несколько мгновений спустя взгляды их обратились к маленькому окошку, указала на небо, по которому проплывали облака и где торжественная синева словно спряталась среди россыпи мерцающих звезд, спасаясь от яркой луны. Он снизу вверх взглянул на жену, подобно бессловесной твари, требующей от высшего существа объяснения собственным невыразимым чувствам. В голосе миссис Ферн, ответившей на его немой вопрос, послышалась особенная теплота:

— Почему бы тебе не обратить взгляд твой — туда?

Мистер Ферн повернулся к гробу и закрыл руками лицо, словно защищаясь от мыслей, навеваемых видом звездного неба.

— Потому что она — тут… — грубый голос его дрожал. — Тельце, которое я обнимал — здесь, губы и щечки, которые я целовал — здесь. Ты говоришь, что это — материя, а не дух. Дух — в вышине, такой же холодный и жуткий, как те божественные звезды. Но ведь это тело я так лелеял, так любил. Эти яркие глаза… ее голубые глаза, я сохранил их!

Он кивнул мне и продолжал свою печальную, но как ни странно, весьма горделивую речь.

— В отношении меня, сэр, вы только что употребили страшное слово, которое само по себе подчас искушает оправдать его смысл. В чутье вам не откажешь, но в самый последний момент оно вас обмануло. Имя демона, погубившего мое дитя — круп: я же лишь поцеловал ее мертвые веки. Пойдите в церковь: вы увидите там могильный камень с ее именем, а окажись вы здесь три года назад, могли бы попасть и на похороны. Они спустили гроб в могилу верно я говорю, жена? но моей дорогой девочки в нем не было. Мистер Ферн выпрямился, всем телом дрожа от возбуждения, и в порыве неожиданного красноречия продолжал свою речь.

— Неужели вы думаете, что я способен отдать мою красавицу червям на съедение — чтобы они выели ей глаза, уши, губы? Как мог я предать мою девочку стуже, буре, сырой земле? Разве эта старая крыша, которая защищала Люси при жизни, неспособна дать ей приют сейчас, когда она сделалась тиха и безмолвна? Из одной древней книги я узнал, как бальзамируют мертвых, сохраняя их облик на долгие годы. Я изготовил два гроба: один вставил в другой, и уложил ее на мягкую подстилку из перьев. А потом вынул тело и перенес его сюда. Пустой гроб закопали, а мы с женой провели здесь свою службу: стоны и слезы были единственной нашей молитвой. Дитя мое всегда боялось бури: я приходил к ней каждый раз, как только начинался дождь и поднимался ветер. Сегодня жена начала уговаривать меня не ходить сюда: потому что вы остановились на ночь. Я терпел, но душа моя не могла успокоиться. Я должен был навестить ее и пришел — просто чтобы удостовериться, что ей хорошо и покойно среди бушующего урагана. Но вы, сэр, перехитрили меня. Моя жена — проницательная женщина — что-то такое прочла в вашем взгляде. Вы не были женаты, вам не приходилось терять родное дитя. Вы думаете, легко схоронить свою мертвую девочку и больше уже никогда ее не увидеть? О нет, сэр, ошибаетесь. Одна только мысль об этом способна разорвать мне сердце! О, Боже!

Он вновь склонил голову над крышкой гроба. Я шагнул к миссис Ферн и прошептал:

— Простите, я должен покинуть вас. Ухожу к себе в комнату. Утром мы увидимся?

Она кивнула, и я вышел.

Год спустя мы с конюхом Джорджем стояли на бэйтаунском кладбище у могильного камня, под которым нашли наконец пристанище останки маленькой Люси Ферн.

Тогда, на следующее утро после той памятной грозовой ночи, я отправился к приходскому священнику. Выслушав мой рассказ с профессиональным ужасом и чисто человеческим участием, он сделал затем все, чтобы гробик с телом, три года пролежавшим на чердаке, обрел последний приют.

И вот год спустя мы с Джорджем бок о бок стояли у могилы. Я помалкивал, а конюх бормотал — в своей привычной философской манере.

— Храни вас Господь, сэр: вы сделали доброе дело для нашего хозяина и его миссис. О нас давно уже перешептывались в округе. Они все равно не смогли бы жить счастливо с мертвым телом, разлагающимся над головами. Как говорила моя мамаша, черви тоже хотят жить, и кто мы такие, чтобы лишать несчастных хлеба насущного? А знаете, маленькая Люси отдала Богу душу, когда за окнами бушевала буря, и непонятно было, кто воет громче — ветер ли за окном, или наш хозяин. Миссис — нет: она из тех, кто привык проглатывать слезы.