Повести и рассказы разных лет

Обладатель тяжелой поступи стал подниматься, легкие шаги затихли внизу. Наступила тишина. Десятки самых фантастических предположений ночными тенями возникали у меня в мозгу. Одна такая минута по насыщенности своей стоит сотни жизней. Свеча догорела, и я вдруг осознал, что за окном тихо. Я отдернул шторы: на небе, словно разорванном пополам, сияла безмятежная луна. Ее бездушный свет не несет в себе любви и огня: он — квинтэссенция чужого сияния — сродни тем из нас, кто любит пригреться в тени великого человека, не испытывая при этом даже симпатии к источнику, этот огонь порождающему.

Все же лучше отраженный свет, чем свеча, — решил я, — тем более, что свечи-то у меня теперь как раз и не было. Но потом понял, что весь свет Вселенной я отдал бы в ту минуту за одну-единственную свечку: не понесешь же луну с собой в коридор! Впрочем, без нее было бы, пожалуй, еще хуже. Я чуть-чуть выждал, но не услышал ни звука. Возможно, хозяин также решил довериться яркому свету царицы ночи и не стал искать свечу. Я открыл дверь и остановился в темном коридоре. Через несколько секунд внизу послышались шаги; на лестнице не видно было ни зги. Шаги приближались. Прежде, чем человек достиг лестничной площадки, на которой располагалась моя комната, я успел скрыться за дверью и тихо ее прикрыть. Наступила пауза; затем вновь раздались звуки шагов — хозяин продолжал подниматься. С неожиданной решимостью я в одних носках вышел на темную лестницу и отправился вслед за ним.

На следующей площадке он опять постоял в темноте; вновь миссис Ферн вышла из спальни и стала уговаривать мужа вернуться. Тот с прежним упрямством посоветовал ей возвращаться в постель и продолжал свой путь. Лунный свет, струившийся из маленького оконца, падал на лесенку, скрывавшуюся в нише на верхней площадке. Хозяин взбежал по ней с юношеской прытью, затем разжал кулак, вставил ключ в замок скрывавшейся в темноте двери, бесшумно повернул его и вошел внутрь. Дверь осталась чуть приоткрытой. Вверх по той же лесенке осторожно двинулся и я. Ноги меня не слушались, поступь была нетвердой, но я сумел добраться до вершины без единого звука. Затем толкнул дверь и оказался в комнате — точнее, на чердаке.

В первое же мгновение я успел охватить взглядом все детали обстановки; в следующее — разгадать тайну "верхнего этажа". Каждый уголок комнатки был освещен ярким и холодным лунным светом. Скошенная крыша, подпираемая грубо отесанными суковатыми балками. Черная ткань на стенах. Красный коврик в середине помещения, а на нем — ящичек с высокими серебристыми рукоятками. Перед гробиком в ярком сиянии лунного света согнулся в три погибели скорбно, но явно не для святой молитвы — пожилой мужчина. Все мои чувства напряглись, словно натянутые струны.

Похолодев от ужаса, я шагнул в комнату. Хозяин вскочил на ноги, да так и остался стоять передо мной, не в силах произнести ни слова. Я заговорил первым.

— Итак, мистер Ферн, вы наконец-то разоблачены.

Он продолжал глядеть на меня, словно ожидая, пока из хаоса мыслей не составится вразумительного ответа. Затем вздохнул и с какой-то вялой покорностью произнес:

— Да, наконец-то.

Я растерялся. Хозяин не оправдывался — похоже, он был в замешательстве.

— При моем скромном участии закон настиг вас, мистер Ферн, и вам придется ему подчиниться.

— Да, да, — тихо ответил он. — Вот уж три года исполнится в октябре, как я дурачу его, этот самый закон.

— О, Боже, как можете вы столь хладнокровно говорить о содеянном! вскричал я. — Неужто сердце ваше так очерствело, что, даже совершив ужаснейшее убийство…

— Как вы сказали?! — воскликнул хозяин, пораженный моими последними словами. — Убийство? Да будьте вы прокляты! Пусть Бог осудит вас так же несправедливо, как вы меня осудили!

Он схватил меня своей огромной ручищей и принялся трясти за плечо. По лицу его потекли слезы, а проклятия, казалось, вырвавшиеся из глубин сердца, так и застыли на губах, не находя себе выхода. Я поглядел на него, на посеребренный гробик, стоявший посреди этого заброшенного чердака, и вырвался из тисков.

— В таком случае, во имя общего нашего Судии ответьте мне, что это такое? — я указал на жуткий ящик.

Страсть его вдруг угасла. Он закрыл руками лицо и как слепой побрел к середине комнаты. Затем опустил голову к гробику и сквозь слезы принялся шептать какие-то ласковые слова, тут же сливавшиеся со всхлипываниями. Почувствовав какое-то движение за спиной, я обернулся и увидел миссис Ферн. Лицо ее было таким же белым, как и падавший на него свет, но женщина держалась с достоинством, являя собой резкий контраст как с мрачным чердачным склепом, так и с самим видом сломленного горем мужа. Видно было, как быстро под длинной ночной рубашкой вздымается грудь — в остальном хозяйка оставалась совершенно спокойной.