Повести и рассказы разных лет

— Вы входили во все комнаты? — спросил он, продолжая смотреть на меня с прежней интенсивностью во взоре.

— Во все, куда мог войти.

— Значит, вы не могли не заметить этого! — сказал он, пожимая плечами с видом человека, делающего хорошую мину при плохой игре.

— Не заметить чего?

— Опечатанной двери, разумеется.

— Да, я ее видел.

— Вам не стало любопытно, что за этим скрывается?

— Должен признать, что выглядит это весьма необычно.

— Как вы думаете, смогли бы вы жить в одиночестве год за годом в этом доме, все время жаждая узнать, что лежит по ту сторону двери, но не позволяя себе заглянуть туда?

— Вы хотите сказать, — воскликнул я, — что сами не знаете?

— Не более, чем вы.

— Так почему же вы не посмотрите?

— Я не должен этого делать, — ответил он. Последняя фраза прозвучала уклончиво, и я понял, что коснулся предмета весьма деликатного свойства. Не могу сказать, что страдаю избытком любопытства, но в сложившихся обстоятельствах оно оказалось распалено в высшей степени. Однако, я не имел больше предлога оставаться в доме, поскольку мой новый знакомый уже пришел в себя и не нуждался в моей помощи. Я поднялся, собираясь уходить.

— Вы очень торопитесь? — задал он вопрос.

— Нет, меня никто не ждет.

— Очень хорошо. Вы знаете, я буду очень рад, если вы побудете со мной еще немного. Дело в том, что мне приходится вести очень одинокий и замкнутый образ жизни. Сильно сомневаюсь, что во всем Лондоне найдется еще один такой же затворник. Даже поговорить с кем-либо — из ряда вон выходящее для меня событие.

Я окинул взглядом скудно обставленную маленькую комнату с диваном-кроватью у противоположной стены и подумал об огромном пустом доме и зловещей двери, скованной обесцветившейся от времени печатью. Было в обстановке что-то до крайности необычное и будоражащее воображение так сильно, что мне страстно захотелось узнать немного больше. Быть может, мне удастся сделать это, если подождать? Я сказал, что буду счастлив задержаться.

— Спиртное и сифон с содовой на боковом столике. Вы уж простите, что не могу взять на себя обязанности хозяина, но мне не добраться даже до другого конца комнаты. Сигары на том подносе. Я тоже закурю, с вашего позволения. Итак, вы стряпчий, мистер Олдер?

— Да.

— А я — никто. Я — самое беспомощное из всех живущих на свете существ сын миллионера. Я рос наследником огромного состояния, а теперь я нищий, не имеющий даже профессии. В довершение всех несчастий, на руках у меня этот дворец, который я не имею средств содержать. Вам не кажется абсурдным мое положение? Живя в этом доме, я уподобляюсь уличному торговцу, запрягающему в свою тележку чистокровного скакуна, хотя обычный мул подошел бы ему с тем же успехом, равно как и мне — небольшой коттедж.

— Отчего бы вам тогда не продать дом? — спросил я.

— Я не должен этого делать.

— А сдать в аренду?

— Нет, этого я также не должен делать.

Заметив мое недоумение, собеседник усмехнулся.

— Я расскажу вам, как обстоит дело, если только вас не утомит мой рассказ, — сказал он.

— Напротив! Я буду чрезвычайно заинтересован, — поспешил уверить его я, пока он не передумал.

— Вы отнеслись ко мне с добротой и вниманием. Самое малое, чем я могу отблагодарить вас, — утолить то любопытство, которое вы можете испытывать. Для начала скажу, что отцом моим был банкир Станислав Стэннифорд.

Банкир Стэннифорд! Я сразу вспомнил это имя. Лет семь назад его бегство из страны вызвало один из самых сенсационных скандалов того времени.

— Я вижу, вы вспомнили, — заметил мой собеседник. — Мой бедный отец покинул страну, чтобы избежать упреков многочисленных друзей, чьи средства он вложил в неудачную спекуляцию. Он был очень чувствительным человеком со слабой нервной системой, и тяжесть ответственности за случившееся сильно повлияла на его рассудок, хотя, с точки зрения закона, никакого преступления он не совершал. Причины его поступка следует искать в области эмоций. Даже членам собственной семьи он не смел больше смотреть в глаза и умер среди чужих людей, так и не дав нам знать, где он находится.

— Так он умер… — промолвил я.

— У нас нет доказательств его смерти, но мы уверены в этом, потому что спекуляция, в конечном итоге, оказалась верной, и теперь отец имел полное право смело смотреть в глаза любому человеку. Он наверняка вернулся бы, будь он жив. Вероятнее всего, отец умер года два назад.

— Почему вероятнее всего?

— Потому что два года назад мы получили от него весточку.

— И он не сообщил вам, где живет?

— Письмо пришло из Парижа, но без обратного адреса. Это случилось как раз, когда умерла моя бедная матушка. Тогда я и получил то письмо с инструкциями и советами, после которого отец больше ни разу не дал о себе знать.

— А раньше он давал о себе знать?

— Да, конечно, мы имели от него известия. В них-то и кроется загадка запечатанной двери, на которую вы наткнулись сегодня. Передайте мне вон ту папку, будьте любезны. Здесь я храню письма отца. Вы станете первым, не считая мистера Персивела, кому я их показываю.

— Могу я узнать, кто такой мистер Персивел?