Повести и рассказы разных лет

- А коль так, и я доказал вам, что вы - королева, вы, конечно, дадите мне чумер, - так называется поцелуй на цыганском наречии.

- Я вам сейчас в ухо дам, - заявила на это моя собеседница.

- Тогда давайте бороться, - предложил я. - Если вы повалите меня на землю, я расплачусь за поражение, научив вас армянскому алфавиту. Как известно, любой алфавит мира свидетельствует о том, что все наши буквы произошли от греческих, Ну а если я повалю вас, вы дадите мне чумер.

Я зашел слишком далеко, - это было видно по тому, что она вскарабкалась на перелаз, притворяясь, будто хочет бежать от меня, но тут на дороге появился фургон, принадлежавший, как я обнаружил, свайнхерстскому булочнику. Лошадь - шоколадного цвета (я не знаток в мастях лошадей), была из породы тех, что можно встретить в Нью-Форесте, - ладоней пятнадцать в холке, мохнатая и норовистая. Поскольку я знаю о лошадях куда меньше наставника, мне больше нечего сказать о кобылке, впряженной в фургон, - разве что повторить: цвета она была шоколадного - ну да ни лошадь, ни ее масть не имеют ни малейшего отношения к моему повествованию. Могу лишь прибавить, что кобылку эту можно было принять либо за низкорослую лошадку, либо за пони-переростка: для лошади она была маловата, а для пони - чересчур высока. Как бы то ни было, о лошаденке, которая не имеет ни малейшего отношения к моему приключению, я сказал вполне достаточно, и время сказать о вознице.

То был мужчина с широким румяным лицом и каштановыми бакенбардами. Этакий крепыш с квадратными плечами. Над левой бровью у него красовалась небольшая родинка. Одет он был в вельветовую куртку - и еще я обратил внимание на массивные башмаки с металлическими подковками, что стояли на облучке фургона. Притормозив свой экипаж у перелаза, где я беседовал с девицей из табора, он спросил на городской манер, не найдется ли у меня огонька, чтобы он мог раскурить трубку. Я вытащил из кармана коробок. Мужчина обмотал вожжи вокруг облучка, натянул громадные башмаки и сошел с козел. Он был здоров, как бык, - однако весьма склонен к полноте и одышке. Я решил, что вот он - удобный случай чуток побоксировать и узнать вкус дорожных приключений, столь обычных в добрые старые времена. Мне хотелось сразиться с этим человеком, а девица из табора, стоявшая рядом со мной, она будет кричать, подсказывая, когда действовать правой, а когда - левой, или, если мне не повезет, и этот мужчина в ботинках с подковками и с родинкой над левой бровью собьет меня с ног, она поможет мне подняться.

- Как вы насчет Верзилы Мелфорда? - поинтересовался я позадиристей.

Булочник недоуменно уставился на меня и пробормотал, что по нему, так любой табачок хорош, лишь бы был.

- Когда я говорю о Верзиле Мелфорде, я вовсе не имею в виду, как вы изволили подумать, табачную смесь, - ответил я на это. - Я имею в виду искусство и науку кулачного боя, столь почитаемые нашими предками. Недаром они избирали лучших из бойцов, этих корифеев бокса, на высшие должности в государстве - вспомните великого Галли. Среди этих молодцов были люди высочайших достоинств - достаточно назвать Тома из Херефорда, больше известного как Том Вьюн, притом что фамилия его отца, насколько мне известно, была Столп. Впрочем, это все к делу не относится, суть в другом: вам предстоит со мной сразиться, - объявил я.

Широколицый булочник, казалось, был удивлен до глубины души, так что у меня возникло подозрение, а правильно ли я понял все, что писал наставник об этих дорожных потасовках. Может, кулачные бои на большой дороге - вовсе не столь обычное дело, как мне казалось?

- Сражаться? - пробормотал булочник. - Чего ради?

- Это добрый английский обычай, - объяснил я. - Мы узнаем, кто из нас чего стоит.

- Да я ж ничего против вас не имею, - пожал тот плечами.

- Я тоже, - честно признался я. - Поэтому мы будем сражаться за любовь, - именно так это формулировалось в давние времена. Гарольд Свингисон говорит, что у датчан было принято устраивать такие поединки на секирах, об этом можно прочесть во второй из приписываемых ему рунических надписей. Так что, снимайте свою куртку - и в бой! - с этими словами я стащил с себя пальто.

Лицо булочника раскраснелось еще больше.

- Да не собираюсь я с вами сражаться, - проворчал он.

- Еще как собираетесь, - усмехнулся я. - А эта молодая женщина окажет вам любезность и подержит вашу куртку.

- Совсем человек рехнулся, - покачала головой Генриетта.

- В конце концов, - объявил я, - если вы не будете сражаться за любовь, вы будете сражаться за это, - с этими словами я вытащил из кармана золотой соверен. - Ты подержишь его куртку? - обернулся я к Генриетте.

- Я бы подержала вот эту золотую штуковину, - кивнула она на монетку, которую я все еще сжимал в руке.

- Ну уж нет, - вскинулся булочник и, выхватив у меня соверен, отправил его в карман своих плисовых штанов. - Что я теперь должен делать, чтоб отработать вам деньги?

- Сражаться.

- Как это? - спросил он.

- Подберите руки, ну же, согните их в локтях, - прикрикнул я на него.