Повести и рассказы

- Собственно, мне нужно в два-три места по делу, но я думала, что меня будет сопровождать Подходцев. Он такой опытный в разных делах.

Клинков, чтобы скрыть смущение, подмигнул и сказал, выпятив грудь:

- Да-с! Клинков совсем не для разговоров о делах. С Клинковым разговаривают совсем о другом.

Отошел к окну и стал сосредоточенно глядеть на улицу.

А Громов отозвал Подходцева в сторону и, краснея, шепнул ему:

- Почему ты с ней едешь, а не я?

- А почему ты бы поехал, а не я?

- Да, но ведь я ее нашел, я ее привел...

- Ну, ну! Без собственников... Что она, котенок бродячий, что ли? Зато я добыл для нее ребенка, и, наконец, она сама меня пригласила...

- Пожалуйста, - хмуро сказал Громов. - Ты прав, я не спорю. Клинков! А ты что думаешь делать?

- Я думаю приказать, - сказал, продолжая стоять у окна спиной ко всем, Клинков, - чтобы мой кучер Семен заложил пару моих серых в яблоках, и поеду к князю Кантакузен.

- Оставайся лучше дома, - бледно улыбнулся Громов, - серых мы выбросим, яблоки съедим, а потом займемся с Валей - не оставлять же девочку одну. Валя! Я тебе сейчас нарисую крокодила.

И, погладив девочку по головке, Громов принялся чинить карандаш.

Глава VI

ПОДХОДЦЕВ САМЫЙ УМНЫЙ. ИДИЛЛИЯ

Сумерки...

Подходцев лежал на кровати, заложив руки за голову, и мечтал бог его знает о чем. Изредка хмурился, сжимал голову руками, но потом, испустив легкий вздох, снова опадал, как внезапно ослабевшая пружина...

Громов безмолвно сидел на подоконнике, устремив упорный взгляд на улицу - "изучал кипучее уличное движение", как он вяло объяснил друзьям, заинтересованным его странным поведением.

Валя сидела на коленях у Клинкова и, по своему обыкновению, рассматривая в упор лицо своего взрослого собеседника, несколько раз тоскливо спрашивала:

- Где мама?

- Мама ушла по делу, - неизменно отвечал Клинков, разглаживая ее кудри. - Скоро вернется.

- Да она уже давно ушла.

- Тем больше резонов ей скорее вернуться.

- Чего?

- Резонов.

- Каких?

- Ты знаешь, что такое резон?

- Н... нет.

- Это такой человек, который детей режет, когда они пристают к нему с расспросами.

- А где он живет?

- На углу Московской и Безымянного...

- Он ходит по улицам?

- Да, уж такое его поведение, - рассеянно отвечал Клинков, прислушиваясь к чьим-то шагам на лестнице.

- А он маму не возьмет?

- Кажется, что мы все этого серьезно опасаемся, - с грустной насмешливостью ответил за Клинкова Подходцев...

- Не говори глупостей, - оборвал его Громов. - Раз Марья Николаевна говорит, что идет по делу, значит, дело существует.

- Конечно, существует, - как-то странно неестественно хрипло рассмеялся Подходцев. - А если бы вы слышали, как это "дело" звякает шпорами! Прямо малиновый звон.

Кубарем скатился с подоконника Громов и, подступив к холодно глядевшему на него Подходцеву, спросил дрожащим голосом:

- Что это значит?

- Шпоры-то? Да ведь шпоры были не сами по себе... Они были прикреплены к ногам... В темноте мне еще удалось рассмотреть живот, грудь, руки и голову. Все вместе составляло одного весьма недурного собой офицера... Он довозил ее до нашего подъезда.

- Может быть, это какой-нибудь родственник? - неуверенно предположил Клинков.

- Ну, да, - с некоторой надеждой подхватил Громов. - Она, вероятно, была у него по делу о разводе с мужем, и он довез ее потом до дому.

- Дескать, вечером одной опасно, - проговорил, призадумавшись, Клинков, - он ее и довез.

Громов добавил, ловя подтверждающий взгляд Подходцева:

- Обыкновенная вежливость.

- А не сыграть ли нам в карты? - вдруг ни с того ни с сего предложил Подходцев.

- Почему в карты? Во что именно?

- В "дураки". Конечно, игра эта ничего нового не прибавит к вашим характеристикам, но она лишний раз подтвердит то мнение о вас, которое я себе составил...

Громов и Клинков засмеялись, но ничего не возразили.

Громов стал тасовать карты, а Клинков повел Валю укладывать спать...

- Ну вот, Валя... Давай, я тебе сниму чулочки, башмачки и платьице, ты и ложись спать... Умыть тебя?

- Да ты всегда заливаешь мне воду за шею!..

- Это новый, открытый мной способ, на который я думаю взять привилегию. Иначе не умею.

- Мама лучше умывает.

- Ну, что там мама! У нее, брат, дел и без тебя много.

- Ну, вот видишь - опять всю облил.

- А ты сохни скорей, вот и будет хорошо.

- Ой, мыло в рот попало!..

- А я думал, ты взбесилась. Смотрю - изо рта пена. Выплюнь.

Долго возился заботливый, но крайне неуклюжий Клинков (с некоторых пор он заменил совсем павшего духом Громова) около девочки, пока не уложил ее в постель.

- Ну, спи, звереныш.

- Послушай, а богу молиться... Почему ты меня не помолил?

- Ну, молись.

Девочка стала на колени.

- Ну? - обернулась она к нему.

- Что тебе еще?

- Говори же слова. Я ж так же не могу, когда мне не говорят слова.

- Ну, повторяй: "Господи, прости мою маму, Клинкова, Громова и Подходцева..." Они, брат, совсем, кажется, закрутились.

- ..."Они, брат, совсем, кажется, закрутились", - благоговейно произнесла девочка.

- Нет, это не надо! Это не для молитвы, а так. Ну, теперь говори: "Спаси их и помилуй".

- А папу? - вдруг спросила Валя, глядя на него сбоку удивленным черным глазом.