Повести и рассказы

- А ты думаешь, вкусная она. Выпил бы ты, так похуже, чем поморщился...

- А почему они "поспешили закусить"?

- А чтоб вкус водочный отбить.

- Противный?

- Не без того. Крякать тоже поэтому же самому приятно было. Выпьет человек и крякнет. Эх, мол, чтоб ты пропала, дрянь этакая!

- Что-то ты врешь, дед. Если она такая противная на вкус, почему же там дальше сказано: "По одной не закусывают".

- А это, чтоб сейчас другую выпить.

- Да ведь противная?

- Противная.

- Зачем же другую?

- А приятно было.

- Когда приятно - на другой день?

- Тоже ты скажешь: "на другой день", - оживился я. - Да на другой день, брат, человек ног не потащит. Лежит и охает. Голова болит, в животе мутит, и на свет божий глядеть тошно до невозможности.

- Может, через месяц было хорошо?

- Если мало пил человек, то через месяц ничего особенного не было.

- А если много, дед, а? Не спи.

- Если много? Да если, брат, много, то через месяц были и результаты. Сидит человек с тобой и разговаривает, как человек. Ну а потом вдруг... трах! Сразу чертей начнет ловить. Смехи. Хи-хи. Кхе-кхе!

- Ка-ак ловить? Да разве черти есть?

- Ни шиша нет их и не было. А человеку кажется, что есть.

- Весело это, что ли, было?

- Какой там! Благим матом человек орал. Часто и помирали.

- Так зачем же пили? - изумленно спросил внук.

- Пили-то? Да так. Пилось.

- Может, после того как выпьют, добрыми делами занимались?

- Это с какой стороны на какое дело взглянуть. Ежели лакею физиономию горчицей вымажет или жену по всей квартире за косы таскает, то для мыльного фабриканта или для парикмахера это - доброе дело.

- Ничего я тебя не понимаю.

Внук накрутил на палец кольцо своих золотых волос и спросил, решив, очевидно, подойти с другой стороны:

- А что это значит "чокнулись"?

- А это делалось так: берет, значит, один человек в руку рюмку и другой человек в руку рюмку. Стукнут рюмку о рюмку, да и выпьют. Если человек шесть-семь за столом сидело, то и тогда все перестукаются.

- Для чего?

- А чтобы выпить.

- А если не чокаться, тогда уж не выпьешь?

- Нет, можно и так, отчего же.

- Так зачем же чокались?

- Да ведь, не чокнувшись, как же пить?

Я опустил голову, и слабый розовый отблеск воспоминаний осветил мое лицо.

- А то еще, бывало, чокнутся и говорят: "Будьте здоровы", или "Исполнение желаний", или "Дай бог, как говорится".

- А как говорится? - заинтересовался внук.

- Да никак не говорится. Просто так говорилось. А, то еще говорили: "Пью этот бокал за Веру Семеновну".

- За Веру Семеновну, - значит, она сама не пила?

- Какое! Иногда как лошадь пила.

- Так зачем же за нее? Дед, не спи! Заснул...

А я и не спал вовсе. Просто унесся в длинный полуосвещенный коридор воспоминаний.

Настолько не спал, что слышал, как, вздохнув и отойдя от меня к сестренке, Костя заметил соболезнующе:

- Совсем наш дед Аркадий из ума выжил.

- Кого выжил? - забеспокоилась сердобольная сестра.

- Сам себя. Подумай, говорит, что пили что-то, от чего голова болела, а перед этим стукали рюмки об рюмки, а потом садились и начинали чертей ловить. После ложились под забор и умирали. Будьте здоровы, как говорится!

Брат и сестра взялись за руки и, размахивая ими, долго и сочувственно разглядывали меня.

Внук заметил, снова вздохнув:

- Старенький, как говорится.

Сестренке это понравилось.

- Спит, как говорится. Чокнись с ним скалкой по носу, как говорится.

- А какая-то Вера Семеновна пила, как лошадь.

- Как говорится, - скорбно покачала головой сестренка, - совсем дед поглупел, что там и говорить, как говорится.

Никогда, никогда молодость не может понять старости.

Плохо мне будет в 1954 году, ох, плохо!.. Кхе-кхе!..

Пролетарское искусство

(Лекция, прочтенная Никандром Хлаповым на собрании Колпинской комячейки)

Дорогие товарищи и те вот, что позади семечки лускают!

Я скажу несколько слов за пролетарскую музыку.

Как я четыре года проторчал сторожем при уборной в консерватории, то будучи назначен спецем.

И еще я скажу, что нигде нету такого буржуазного засилья, как у музыке.

Товарищи! Почему нам, пролетариату, они всучили балалайку об трех струнах, а себе позабирали рояли, где этих струнов натянуто столько, сколько у этого рыжего, что сидит супротив мене - и волосьев на голове нет?!

Почему?!

Да и то вам скажу, товарищи, что с этими роялями у них одно жульничество. Как известно, у всякой музыке есть семь нот, так называемая гамма, а они, черти не нашего бога, столько там нот понаделали, что другой шустрый-шустрый - а еле двумя руками управляется! Да еще ногой чего-сь жмет у низу. Где ж тут справедливость!

Да ежели одно пианино поперек распилить, так из его для народа восемь штук узеньких можно наделать.

Нам, товарищи, этих Шубертов-Мубертов не нужно, а ты нам давай это самое наше, настоящее, пролетарское!

Опять же черненькие, которые сквозь по роялю пересыпаны! Нам три струны, альбо, как у гитаре, семь, а себе и черненькие, и беленькие?

Говорят - это полутоны. А что нам с их шубу шить, што ли? Как говорится - ни шерсти, ни молока.