Повести и рассказы

Дейд смотрел, как идет по винограднику его брат, как он останавливается то у одного, то у другого куста, как он нагибается и отводит в сторону новые отростки и новые листья, чтоб разглядеть самую лозу и зреющие на ней грозди. Ивен дошел до середины виноградника, снова склонился над лозой, потом выпрямился и посмотрел на дом. Он долго стоял так, глядя на дом. Потом он вернулся обратно, и в руке у него была темно-красная виноградная гроздь.

— Прекрасный виноградник, — сказал Ивен. — И дом прекрасный. Мы собирались подыскать себе здесь участок. Суон эта мысль понравилась. Нам с Уолзом предстояло сегодня осмотреть, какие тут продаются участки, и выбрать… — Он оторвал от грозди виноградину и съел ее, потом вторую. — Кто знает, может, вот этот виноградник мы и выбрали бы… — Он сел за руль и протянул гроздь Дейду, тот оторвал себе с десяток виноградин и съел их по одной. Они поехали дальше, и Ивен все оглядывался на белеющий среди зелени виноградника дом.

— Она умоляла меня не принуждать ее к этому, — сказал он. — Она говорила мне снова и снова, на сотни ладов, что боится этого. Я не поверил ей. Ни за что не хотел поверить. Объясни мне, Дейд, объясни, ради бога, зачем это было нужно и что меняло? Другие животные не удручаются из-за подобных вещей. Зачем же нам удручаться? Или сходить с ума. Или умирать. Или убивать друг друга. Кто мы такие? Кем себя мним? Я убил мою жену, Дейд, я убил Суон, я убил мать Рэда и Евы. Она меня умоляла, а я не желал ее слушать. Я просто не желал ее слушать и все. Чтоб мне это слушать? Мне, Ивену Назаренусу! Ни за что! Никогда! Ты человек, значит не делай того-то и того-то. Ты существо, живущее по законам морали, — значит нельзя, не делай. Сходи с ума — по законам морали. Убивай — по законам морали. Чтоб я, Ивен Назаренус, смирился с тем, что случилось? Да ни за что, никогда! Это в порядке вещей для животных, потому что они не ведают ничего лучшего, но это вовсе не в порядке вещей для меня. Я живу по законам морали. Я отличаю правильное от неправильного и считаю, что мало мне — просто жить, давать жизнь другим и защищать эту жизнь. Все, что мое, должно быть только моим, ибо у меня есть гордость. Все, что ранит мою гордость, все это — зло. А я не желаю мириться со злом. Я не желаю мириться с ним ни в ком, даже в жене моей, в матери моих детей. Я скорее убью ее. Я скорее убью себя. Я скорее убью своих детей. Я не дам отнять у меня гордость. Мою проклятую гордость. Пусть отцом этого ребенка был бы кто-то другой. Какая разница, Дейд? Ведь матерью была бы Суон. Ведь Суон была бы жива. Ведь Суон была бы Суон. Что же это такое с нами, Дейд?

— Это был несчастный случай, — сказал Дейд. — Когда мы закончим все дела в Мадере, я снова вызову доктора Элтоуна. Я скажу ему, что выстрелил в себя сам, случайно. Ты должен позаботиться о детях. Скажешь им, что Суон уехала навестить родителей.

— У нее нет родителей, — сказал Ивен. — У нее тетя в Филадельфии, с которой она жила до семнадцати лет. У нее не было никогда ни родителей, ни дома. Я даже не знаю имени и адреса ее тети. Только сейчас, за эти несколько дней я разгадал, чего она искала всю жизнь. Дом и родителей. Вот что значил для нее виноградник. Иметь свой дом и семью, если не родителей, то по крайней мере детей — они тоже родители, — и мужа, который любил бы ее такую, как она есть. Что пользы от любви, если она не полная? Суон меня умоляла, а я не слушал. Прости меня, Дейд. Я скажу детям, что она уехала в Филадельфию навестить тетю. Я домчу тебя к твоей постели как можно быстрее.

Теперь он гнал машину вовсю.

— Каких-нибудь двенадцать часов назад, — сказал он, — Суон плакала, а потом смеялась. Она смеялась, потому что хотела побыть со мною еще раз. Один-единственный последний раз. Уже из этого мне следовало понять. Понять, что решение мое не годится. Для других, может, и годится, для нее — нет. Ей не хотелось умирать. Я убил ее, вот что. Моя гордость ее убила. Убила мать Рэда и Евы. Так что теперь я остался при своей гордости.

— Это случилось бы так или иначе, — сказал Дейд.

— Нет. Если бы я любил ее, нет, — сказал Ивен. — Она была безрассудная, ну и ладно. А кто из нас не безрассуден? Прости, Дейд. Я едва не убил тебя. Посмотри на моих детей. Они родились от Суон, и у них могли быть еще братья и сестры, но теперь уже не будет. Я убил их братьев и сестер, я убил их мать, потому что не мог позволить ей иметь своего собственного сына.

— Она не хотела этого сына, — сказал Дейд.

— Она не хотела ради моей гордости, — сказал Ивен. — Она не хотела, надеясь вернуть себе мою маленькую, дешевенькую любовь. Она жила бы еще годы, если б не согласилась на мои гордые дешевенькие условия. Она могла бы иметь своего сына среди наших с нею общих сыновей и дочерей. Разве не так?