Повести и рассказы

Место здесь было совсем иное, совсем иною была и дорога. Солнце и птицы ранним утром — вот какой была здесь дорога. Не суматоха, не толпы людей, а ряды деревьев — вот какая дорога. Каждое дерево стояло на своем месте. Оно стояло так долго, что если бы какому-нибудь мальчику захотелось взобраться на него, то для этого понадобилось бы сделать только то, что сделал ее брат Рэкс: подняться по стволу вверх и потом подниматься все выше и выше и, добравшись до спелых инжиров, бросать их вниз так, чтобы они падали из рук в руки. Большую часть инжиров она не поймала. Те, что поймала, помялись немного, но она все равно их съела — целых три. Остальные же припрятала для отца, для матери и для человека, потерявшего свою маму, — на случай, если он где-то тут появится.

Она давно слышала о Кловисе. О Дейде Назаренусе и о Кловисе. И вот она здесь и едет в машине на станцию — посмотреть, что будет делать Рэд.

Интересно, что он собирается делать? Не иначе как что-нибудь особенное. Человек рядом с ней тоже был особенный. Она не знала его, но чувствовала, что он хороший. Рэд вначале сидел спокойно, но вдруг увидел зайца, переметнувшегося через дорогу, и сразу же заерзал, заговорил.

— Заяц, папа! — сказал он. — Ты увидел зайца? Почему он такой?

Ева слышала, как ее отец, прилагая все усилия, старается ответить на вопрос Рэда, — так он делал всегда: всегда старался ответить и Рэду, и ей, и маме, и к каждому вопросу относился серьезно, раздумывал, искал для них правильного ответа. Ей захотелось хоть как-то ему помочь, и она встала, чтоб перелезть к нему.

Ивен помог девочке перебраться через сиденье, все еще продолжая отвечать Рэду, но, отвечая, он заглянул ей в глаза и потом усадил рядом с собой. Она обняла его крепко-крепко, потому что он был единственный, он был самый хороший, лучше, чем все остальные на свете, он был тот, кто действительно понимал и любил ее, тот, от кого пахло совсем особенно, так, как — она знала — должно пахнуть от мужчины, тот, в котором ей нравилось все — и этот запах, и лицо, и руки. Она обняла его крепко-крепко, а потом оторвалась и — села спокойно рядом, сложив на коленках руки, и всю дорогу оставалась на заднем сиденье, с ним.

Коди Боун знал Дейда Назаренуса лет двадцать с лишним, с тех пор, когда Дейд прикатил сюда в фордовском родстере с открытым верхом и ездил по всей округе, подыскивая себе виноградник. Наконец он выбрал превосходный участок Орвала Олби. Свои шестьдесят акров Орвал приобрел почти задаром. Дейд приехал из города, из штата Нью-Джерси. Он ничего не знал о виноградниках, ничего о ценах на землю, он просто хотел места, где можно поставить дом, ему понравился Кловис, ему понравилось за городом, и ему понравились шестьдесят акров Олби. Он купил землю — его, конечно, надули, — построил себе прекрасный дом, поболтался тут пару лет, обрабатывая участок один и заводя помощников только при уборке урожая, а потом уехал куда-то на месяц. Вернулся Дейд с девушкой, она была невысокая, темноволосая и казалась очень влюбленной в него. Она была городская девушка с умными глазами и с горячей, нетерпеливой страстью добираться до сути вещей или просто забавляться, не вникая в суть, когда это не интересно. При виде ее каждый испытывал радость. Она умела быть милее и обходительней любой другой женщины в Кловисе — но только в первые минуты, а потом ей становилось скучно, до смерти скучно с кем бы то ни было. Она любила цветы и уговорила Дейда привезти садовода и разбить целый сад — там были все сорта роз, сирень, олеандр и еще много чего другого. Ее звали Беатрис, но Дейд называл ее Трикс. Коди слышал, что у Дейда есть младший брат, преподающий где-то в университете, но оба раза, когда этот брат приезжал к Дейду, Коди упустил его из виду. Из года в год он видел вместе Дейда и Трикс, двух мальчиков и девочку и уверен был, что ничего на свете не может разбить того, что соединяет Дейда и Трикс. Но в один прекрасный день до него дошла новость — Дейд живет на винограднике один, Трикс с детьми уехала, и Дейд не желает этого обсуждать.

А потом Коди увидел наконец его брата — тот стоял на станции с Уорреном Уолзом, и Коди сразу же узнал его, а рядом с ним был сын, как две капли похожий на отца и на дядю. Придя домой, Коди рассказал своему младшему, Барту, о брате Дейда и его сыне, которого зовут Рэд.

— Братья, ну, просто во всем одинаковые, одинаково стоят, одинаково двигаются, одинаково разговаривают, — сказал он. — Он профессор в Станфорде. Я предложил покатать его сынишку на паровозе. У мальчика на редкость умненькие глаза. Я знаю, он боится, но поездить ему все равно захочется, очень.

Барт вернулся из Фресно, как раз когда Коди собирался уже лечь. Отец и сын вдвоем занимали весь дом, мать Барта умерла десять лет назад, а его братья и сестры обзавелись уже семьями и жили кто в Лос-Анджелесе, кто в Сан-Франциско.

— Ну вот, — сказал юноша, — и я с ним повстречался.

— С кем? — сказал Коди.