Повести и рассказы

— Все они плачут. Не в этот, так в другой раз, — сказала Сюзи, когда паровоз исчез из виду, и мужчина с девочкой пошли вслед за ним. — Сначала они сдерживают слезы, потом дают им волю. Ты только не называй имен где-нибудь на людях. И ты, Пегги, тоже.

— Нужно мне очень его имя, — сказала Пегги.

Она всегда была чуточку склонна к самообороне, потому что, хоть она и блондинка была и фигуру имела получше Той, большинство мужчин, посещавших заведение, особенно которые поинтереснее, выбирали Той, а ей доставались мексиканцы, метисы, филиппинцы, негры, словом, все те, кто мало чем отличался от бессловесных тварей. Никогда ей не доставались такие, что умеют плакать. Такие, по крайней мере, люди, а не твари, — думала она.

— Отправляйтесь-ка вы обе к доку Роха. У вас есть часик, приведите себя в порядок, вымойтесь, приоденьтесь и отправляйтесь к доку, — сказала Сюзи. — В полдень жду вас обратно, на перерыв заглянут, наверно, рабочие.

* * *

Каждый раз, собираясь покинуть свой дом в Кловисе, Дейд Назаренус звонил брату и уговаривал его приехать со всей семьей и пожить там, пока он не вернется.

И раньше как-то, в начале декабря, Ивен собрался поехать в Кловис, но Суон слегла от гриппа. К тому времени, когда она поправилась, подоспели рождественские дни, и они не поехали, потому что рождество хотели провести в своем доме.

Дом был не бог весть какой. Они купили его в рассрочку под заклад облигаций фронтового займа, с обязательством внести всю сумму в течение двадцати лет, то есть за двести сорок месяцев. Из двухсот сорока прошли пятнадцать месяцев. И все-таки это был их дом. Во всяком случае, им нравилось считать его своим. Дом стоял обособленно, но двор был маленький и до соседей рукой подать. Что там ни говори, а он был неплохой, хотя, правда, не годился для большой семьи, а Ивен уверен был, что семья у них разрастется.

Университетского жалованья Ивена хватало только на взносы по дому и оплату счетов из бакалейной и других лавок — словом, на самую скромную жизнь. О собственной машине они и не помышляли. Когда из университета Небраски Ивену предложили приехать поработать у них в летние месяцы, он посоветовался с Суон и принял предложение, рассчитывая по возвращении обзавестись машиной, уплатив за нее первый взнос. Он привез домой девятьсот долларов и уже собирался купить машину, как вдруг Суон попросила его повременить с этим или потратиться пока на машину попроще. К тому же в это самое время, в начале августа, всего через несколько дней после возвращения Ивена из Небраски, позвонил Дейд и снова пригласил их к себе.

— Тут приходила женщина, все прибрала, так что дом готов к приему гостей, — сказал Дейд. — Ключ я выслал по почте, сегодня получите. В холодильнике у меня полно всякой всячины, в морозилке найдете мясо — какое захотите. Инжир поспел. Мне б, конечно, всех вас хотелось видеть, но сейчас никакой возможности. Приезжайте и оставайтесь здесь сколько пожелаете. Мне нужно в Сан-Франциско. По меньшей мере на неделю. Может, на две. А может, и на три. Когда у тебя начало занятий?

— Через месяц, — сказал Ивен, — но мы так долго не пробудем.

— Приезжайте пока, а там уж решите — надолго вы или ненадолго. Я знаю, Суон и детишкам будет весело. Здесь сейчас жара.

— Ты не сможешь заехать к нам по пути в Сан-Франциско?

— Я лечу, — сказал Дейд. — Машина в капитальном ремонте. Домой ее пригонят дня через три-четыре. Когда она будет дома, свези Суон и детей на пикник. Тут в окрестности есть несколько чудных местечек.

— Утром мы выедем поездом, — сказал Ивен. — Хорошо бы застать тебя. Надо ведь детям повидать своего дядю.

— Мы как-нибудь устроим это, — сказал Дейд. — Может быть, на рождество.

В Патерсоне, еще совсем молодым, Дейд перепробовал всякую работу, он нанимался куда попало, но каждый раз в конце недели, когда выручка была в кармане, надевал дорогой костюм и исчезал из вида. И куда его только ни заносило. Он находил вещи, каких Ивену в жизни не найти было. В семнадцать он уже знал такие закоулки в городах Джерси, о которых ни Ивен, ни старик понятия не имели. Он стал куда-то ездить и в перерывах между поездками навещал Ивена и старика на недельку, две, иногда на месяц. Потом он снова уезжал на очередные полгода.

— Он игрок, — говорил старик Ивену. — Он уезжает играть. Я хочу, чтоб мой сын зарабатывал деньги трудом. Азартная игра — штука недобрая. В молодости я сам был игроком, и я знаю своего Дейда.

Проходили годы. Когда Дейд приезжал на побывку, они со стариком разговаривали спокойно. Старик не сердился на Дейда, но Ивен знал — ему хочется, чтобы Дейд взялся за работу, как все другие.

Когда Дейду было двадцать пять, а Ивен учился в Принстоне, старик как-то позвонил рано утром Ивену и на их собственном, родном языке попросил его сейчас же приехать домой.

Приехав домой, Ивен нашел Дейда в постели, старика же тщетно пытающимся сделать что-то с его простреленной у плеча левой рукой.

— Я вызову доктора, — сказал Ивен.

— Нет, — сказал Дейд. — Я не хочу, чтоб об этом узнали. Покопайся тут и посмотри, нельзя ли вытащить пулю.