Повести и рассказы

Рядом на скамейке сидела Ревекка, и на коленях у нее кричал ребенок.

Ребенок кричал, отворачиваясь от моря. Ребенок кричал, потому что море было слишком большое. Ребенок кричал, потому что знал, что будет он, как отец, портным, и сын его будет портным, и сын сына будет портным.

Авраам думал: «Люди — как волны. Приходят и уходят… Приходят и уходят».

1921

МАШИНА ЭМЕРИ

I

Утром, в конторе, управляющему соляным рудником Олейникову подали только что пришедшее с почты письмо. Олейников вскрыл конверт, прочел письмо и спрятал его в бумажник. И тотчас же среди других приказов он распорядился приготовить ему на завтра, к восьми часам утра, лошадь для поездки в город.

В обеденный час ему доложили о том, что из города приехал художник Лютый и ждет его. Художник Лютый был приглашен для работ по устройству в рудничной церкви театра для рабочих, для четырехсот пятидесяти шахтеров, кочегаров, машинистов соляного рудника.

Олейников, не притронувшись к ожидавшей его на тарелке дыне, вышел из дому и через минуту уже терпеливо разъяснял художнику план работ по росписи стен театрального зала.

— На стенах должно быть шесть картин. Искусство должно показать рабочему смысл того, что он делает. Поэтому картины должны быть вот такие. Первая должна изображать придавленного буржуазным раем рабочего. Вторая картина: рабочий выпрямился — он человек, а не машина, — и буржуазный рай рухнул. Третья картина: рабочий собирает осколки мира, чтобы по-новому построить жизнь. Вы следите за моей мыслью? Четвертая картина должна изображать общий труд. Все, кто хотел восстановить буржуазный рай, уничтожены, превращены в землю, в материал. Люди, каждый в своей области, работают с одинаковой энергией на создание новой, справедливой культуры, — ни одного бездельника, ни одного тунеядца. Пятая картина: труд механизирован; человек создал машину и управляет ею. Главное — человек ни в коем случае не раб машины, вы должны суметь показать это. И последняя картина: обетованная земля. Вы поймите меня: машина заменила человека везде, во всех работах; вся энергия, которая уходит сейчас на физический труд, пошла, на труд умственный; новая культура выросла не на человеческой крови, а на масляном поте машин, она никого не давит и не насилует, все люди свободно могут отдаться ей, — и культура расцвела необыкновенно. Человек изобрел целый ряд новых, замечательных машин. Он управляет погодой, климатом, он превратил пустыни и тундры в плодоноснейшие области. Бедность, голод и холод неизвестны новому человеку. Освобожденный человеческий разум победил быстротой машин пространство и время; никакие тайфуны и землетрясения не угрожают ему больше: ветры и подземные газы покорны ему. Вы поймите меня: все уголки вселенной известны человеку, силы земли, воздуха и воды в его власти. Вы поймите: осуществились древние легенды о магах и волшебниках, отыскан философский камень, тот первый элемент, от которого пошла жизнь, тот самый бог, которому молились прежние люди. Вот картина: человек у истока жизни — не для того, чтобы все превратить в золото (золото уже не нужно), а для того, чтобы все превратить в справедливость и равновесие. Вы поймите: человек победил силы любви и вражды — соединения и разъединения. Жизнь и смерть в его власти. Человек, — властитель вселенной. И пусть это не кажется мечтой, пусть каждый человек, взглянув на картину, поймет, что от него, только от него самого зависит — приблизить это далекое будущее…

— Превосходная идея, — сказал художник. — Я очень благодарю вас за такое подробное разъяснение. Но не найдете ли вы… Я хочу сказать — поймет ли рабочий эту аллегорию? Может быть, для отдыха — я высказываю только предположение, — может быть, для отвлечения рабочему приятнее будут картины природы, цветы, любовные пары, корабли, экзотические страны — что-нибудь этакое…

Олейников перебил нетерпеливо:

— Я верю, что вы можете перенести на эти стены Венецию, Париж, Конго… Но победить пространство может каждый маляр, каждый фотограф имеет возможность хранить на своих полках географию всего мира. А я предлагаю вам благороднейшую для художника задачу — победить время, нарисовать будущее.

— Благороднейшая, прекрасная задача, — подтвердил художник, старательно гоня с лица усмешку. — Хотя дело, может быть, не в содержании, а в форме — в линии и красках, — но, конечно… Только бы не подумал рабочий: «Меня-то в этом будущем нет — так зачем мне оно?»

Олейников нахмурился. Художник закивал головой:

— Конечно, конечно. Мне-то идея ваша очень близка, очень, — совершенно современная идея. Я-то понимаю: не «я», а «мы», коллектив, человечество, а не человек, и я как художник, приемлющий Октябрьскую революцию, хотя и не член партии… Вполне революционная идея. Когда будет готов договор?

Олейников отвечал сухо:

— Завтра. Об условиях работы я вам говорил.

Он подал художнику руку, повернул круто и пошел через футбольное поле к конторе рудника.