Повести и рассказы

Знаете ли вы Петра Бамню? Ну, конечно, вы его знаете: у него трехэтажный дом, а двор обнесен оштукатуренной стеной. Когда бай Петр идет по улице, фигура его напоминает дойную кобылу, так как «чувство» его довольно сильно увеличено питательными частицами «папаз-яхнии»[95] и гузками пернатого царства. Но главная особенность бая Петра заключается в том, что этот достойный уважения почтенный человек почти всегда, направляясь в корчму, держит руки за спиной, перебирая длинные янтарные, не имеющие креста четки. Хотя умные люди утверждают, что сердце человека всплывает на поверхность его богоподобного лица, как деревянное масло на поверхность воды, я ни в коем случае не могу согласиться с ними, так как «представительство» бая Петра не имеет ничего общего ни с его кровеочистительным органом, ни с мозговой нравохранительницей, ни с нервной системой. Общеизвестно, что между душой и телом существует такое сходство, какое мы находим только между монахами и котами; но природа любит иной раз произвести революцию даже против своих собственных законов: вот почему наш бай Петр, несмотря на всю свою дородность и тучность, отличается добрым сердцем и некоторой дозой разума. Например, если вы вздумаете спросить его, какое мясо лучше — постное или жирное, он ответит вам, что «чревоугодие, яко же глаголет премудрый Соломон, есть грех велий». Словом, бай Петр — такой человек, что, переселившись в Калофер, он сумел бы в довольно короткий срок заткнуть за пояс даже одноглазого калоферского царя. О Калофере мне нечего вам рассказывать, так как калоферцы свидетельствуют сами о себе не только у себя дома, но и на царьградских перекрестках. Даже калоферский векил[96] признает, что в царстве слепых и кривой — царь. Разумеется, высказанное нами мнение является всего навсего предположением, так как бай Петр никогда не променял бы Казанлык с его розовой водкой даже на болградское примарство.

— Чего я не видал в вашем достохвальном Болграде? — спросил бы вас бай Петр.

— Слепого, глухого, немого и хромого царства, — ответили бы вы в твердой уверенности, что ваши слова никогда не дойдут до примарских ушей.

— А есть у болградчан розовая водка?

— Нету.

— А хорошее вино?

— Есть.

— А полынное?

— Есть.

— Красное или белое?

— У Паничерского — красное полынное, а у бая Ивана — белое.

— А закуска есть?

— Экий Фома неверный! Да разве бывает вино без закуски?

Болградцы не принадлежат ни к «латинской джинте», ни к свиштовской академии, ни к пловдивской философской школе, в которых даже вяленое мясо приготовляется из латинских древностей, болгарской кожаной тесьмы и греческих манускриптов. В Болграде такое вяленое мясо приготовляют — просто пальчики оближешь! Так и тает во рту, будто сливочное масло. А дешевизна, дешевизна какая! Такой дешевизны вы не найдете даже в своем женском монастыре, который продает, а не покупает. Знаешь ли ты, что, не будь этой дешевизны, честные болгарские отцы и матери уже давно послали бы своих многоуважаемых примарей ко всем чертям?

— Не говорите больше об этом богоизбранном городе. У меня слюнки текут, — ответил бы вам бай Петр. — Ах, если бы у болградцев была розовая водка, я сейчас же покинул бы наш рай и стал бы либо преподавателем тамошней Центральной школы[97], либо священником новой церкви, либо нанялся бы к примару пасти лошадей и волов, перегоняемых через русскую границу.

Я думаю, вы на основании этих немногих строк уже составили себе представление о характере и душевных красотах бая Петра, о котором я собираюсь говорить довольно долго.

Но при всей своей солидности и важных достоинствах бай Петр не прочь иной раз пошутить. Однако шутки его похожи на славословия калоферского сатирика Генка Мурина или пловдивского мудреца Хаджи Калчо. Бай Петр всегда оригинален, ни на кого не похож. Так, например, увидев во время своих странствований по городу какую-нибудь франтиху, чье чело уже избороздил плуг времени, он напевает себе под нос:

Ах ты, Рада, Рада щеголиха!
Красота твоя — мне злое лихо.
На слепом глазу перо кривое,
На прыщавой шее — ожерелье,
Гол живот, но пояс золоченый,
Грязны уши, да в ушах сережки,
Черны пятки — туфельки нарядны.

Заметив юношу, который задирает нос, тогда как в животе у него играет цыганский оркестр, он поет:

Выходи, Рада, за меня замуж…
Я тоже, Рада, жених богатый!
Мешок мне с брынзой мышь подарила,
Лягушка — мяса кусочек жирный,
Бурав мучицы мне набуравил.
Сам сыт и гостя принять могу я.

А при виде пожилого холостяка, не желающего и думать о женитьбе, затянет, подсвистывая, знаменитую холостяцкую песню: