Повести и рассказы

А в клюве у каждой платочек зеленой тины: со дна достали. И протягивают друг дружке подарок. Примите, дескать, от чистого сердца ради вашей красоты и прекрасного майского утра!

Сам-то я тут только и заметил, как хорошо утро. Вода блещет. Солнышко поднялось над лесом и так ласково припекает. Золотые от его света комарики толкутся в воздухе. На ветвях молодые листочки раскрывают свои зеленые ладошки.

Чудесно кругом.

Сзади сорока налетела, как затрещит! Я невольно обернулся. А когда опять посмотрел на воду, поганок там уже не было: увидели меня и скрылись.

Они скрылись, а радость со мной осталась. Та радость, которую они мне дали. Теперь ни за что я этих птиц стрелять не буду. И поганками их называть не буду. Ведь у них есть и другое имя, настоящее: нырец или чомга.

Очень они полюбились мне в то утро, хоть я и остался без мяса.

Кувырк

Вот послушайте, что натворил Игнатка со страху.

Он караулил с отцом колхозную пасеку. Отцу понадобилось уйти в деревню, и Игнатка остался один.

Пасека была в горах, на скале. Скала висела над пропастью. Другая скала козырьком нависла над этой, так что на лугу, где стояли ульи, был один узкий проход. И кругом на горé чернела тайга — дремучая, с осинами в несколько Игнаткиных обхватов, с лиственницами и кедрами. Это было на Алтае.

Караулить пасеку приходилось от большого медведя. Один раз он уже пробрался на луг и разломал пять ульев. И с тех пор частенько наведывался заглянуть, нельзя ли еще позаимствовать у колхозников меду?

Игнатка совсем не собирался трусить, когда остался один. Был жаркий солнечный день. Над лугом золотыми пульками проносились пчелы, порхали разноцветные бабочки.

Игнатке было весело. Он знал, что медведь не полезет разорять ульи среди бела дня. А главное, отец оставил Игнатке свое ружье. В случае чего можно выпалить из него — хоть в воздух. В горах эхо. Такой грохот пойдет по скалам, что зверь сломя голову кинется назад в тайгу.

Игнатка сварил себе в казанке похлебку и так плотно наелся, что тут же у костра и заснул. Когда проснулся, солнце было уже за горой.

Игнатка подумал:

«Вот и славно, что поспал. Ночь-то ведь придется сидеть».

Он встал, размялся и пошел в шалаш — за ружьем.

Среди шалаша лежала колодина — вместо стола. Отец всегда клал на нее патроны: чтобы не отсырели на земле.

На колодине лежали отцово огниво, трут, складной нож, ложки, плошки. А патронов не было. Игнатка обыскал весь шалаш. Патронов нигде не было. И ружье было не заряжено.

Значит, отец выложил из своей сумки огниво, нож, всякие другие вещи, а патроны забыл.

Вот тут-то Игнатка и затрясся: медведь придет, а пугнуть его нечем.

Игнатка хотел сейчас же бежать вниз, в деревню. Но где там: уж вечер, до темноты не поспеешь.

Да и ребята узнают. Девчонки засмеют. На всю жизнь прослывешь трусом.

Лучше и не жить тогда. Лучше пусть медведь задавит.

«А может быть, и не задавит, — подумал Игнатка. — Может быть, выдумаю что-нибудь».

Тут он немножко успокоился. Взял длинную толстую веревку. Весной, когда отец ульи привозил, они были обвязаны этой веревкой; с тех пор она и валялась в шалаше без дела. Взял веревку и побежал с ней в тайгу, на опушку. Собрал кучу сушняка, обвязал веревкой и поволок к шалашу. Целую груду дров натаскал: всю ночь надо костер жечь. У огня зверь не нападет.

А ульи? Разорит медведь ульи, — отец в ответе будет.

Игнатка с тревогой взглянул на гору. Там, над тайгой, вились три вóрона.

Игнатка знал, чтó это значит.

Вóронам бы сейчас уже спать надо, а они вьются. И молча! Значит, за медведем следят, медведь на охоту вышел.

Вóроны приближались: медведь спускался с горы.

Игнатка опять схватил веревку и побежал к проходу. У самого прохода лежал сутунок — короткое, толстое бревно. Игнатка подложил под него конец веревки, обошел сутунок и что было силы навалился на него плечом.

Сутунок был так тяжел, так вдавился в землю, что парнишке с трудом удалось раскачать его и сдвинуть с места. Когда конец веревки показался с другой стороны, Игнатка перекинул ее через сутунок и завязал на нем крепким узлом.

Потом на другом конце сделал большую «мертвую» петлю и положил ее на землю как раз в проходе. С одного бока подставил сучок — приподнял петлю.

Теперь кто бы ни сунулся в проход, непременно должен попасть ногой в петлю. Проход был узкий, с одной его стороны отвесно поднимался камень, с другой — обрывалась пропасть.

Быстро темнело, воронов уж не было видно. Игнатка побежал разжигать костер.

И вот началась ночь — страшная ночь.

* * *

Игнатка сидел у огня и трусил. Весь мир погрузился в ночь — огромную, черную. Даже звезд не было видно. Месяц взойдет — и зайдет где-то за горой.

Игнатка вздрагивал каждый раз, как из невидимой тайги доносился какой-нибудь треск. И каждую минуту ждал, что раздастся ужасный рев. Медведь попадет в петлю и придет в ярость.

Веревка толстая, прочная. Сразу ее не оборвать. Тогда Игнатка начнет кидать в зверя горящие головни.

В конце концов медведь сорвется и удерет.

Или кинется на Игнатку. Ничего не известно.